это неожиданно перестаёт иметь значение, ведь в первую очередь я разделяю эти мгновения не с ними. А с ним… Только с ним. Неважно, сколько всего людей вокруг.
Губы Антона, его тепло, притягивающие меня руки, он сам — всё это становится на передний план, а остальное постепенно пропадает. Обвиваю руками его шею, сильнее подаваясь к нему телом. Окунаюсь в такие нужные и долгожданные ощущения. И почему я раньше не признавала, что они мне так необходимы?
Хотя это не такой поцелуй, как те, которые у нас уже были. Тогда Антон жадно пользовался моментами, а теперь будто утверждает своё право на меня, получает своё. Требовательно, почти яростно и в то же время чувственно. Языком врывается мне в рот, когда я податливо размыкаю губы. Робко подаюсь своим в ответ, чуть кружа и позволяя ему задать свой темп. При всём напоре Антона я чувствую и его потребность во мне, в моём отклике…
Покрываюсь мурашками. Ощущения настолько острые, что дрожу слишком уж явно. Успокоиться не могу… Голову кружит. Желание быть как можно ближе, целовать как можно дольше колотит в висках.
Мне это необходимо, нам необходимо. Поцелуй становится всё более безудержным, словно мы пытаемся наверстать всё упущенное и выплеснуть всё скопившееся одновременно. Наверное, так оно и есть…
Как и в первый раз, который был во время игры, на нас смотрят и бурно реагируют. Кажется, даже аплодируют. И сейчас это почему-то даже воодушевляет сильнее, а не сбивает, бесит или мешает.
Губы сами собой растягиваются в улыбке, когда мы разрываем поцелуй. Антон делает довольно шумный вдох — наверняка самого накрыло не хуже меня.
— Я ведь не какой-нибудь мажорчик из хорошей семьи. И вообще не идеален, — тихо говорит он, снова наклонившись ко мне.
Слышу только я, послание только мне… До сих пор поверить не может? Наверняка ведь прочувствовал.
Осторожно отстраняюсь, чтобы посмотреть в глаза. Облизываю нижнюю губу и шепчу:
— Мне не нужен идеальный. Мне нужен ты… — сердце пропускает удар: новое признание ему в глаза даётся так же волнительно, как прежние. Хотя не кажется правильным: разве Антон не тот самый? Самый-самый. — И ты гораздо лучше всяких мажорчиков из любых семей, —уверенно добавляю.
— Звучит убедительно, — ласково усмехается Антон.
— Да неужели? — не сдержавшись, подкалываю. — Наконец-то.
Антон тоже издаёт смешок. А я, переполнившись лёгкостью и радостью, трусь носом о его нос. Он чуть вздрагивает от неожиданности жеста, на что я легонько чмокаю в губы.
Вот только этим вроде бы безобидным действием будто завожу какие-то механизмы в Антоне. Он резко ловит мои губы своими, горячо прижимается, чуть ли не рыча. Несдержанно. Словно окончательно сознавая, что теперь можно.
— За нами не ходить, — слышу довольно суровый голос Антона, когда он отпускает мои губы, при этом прижимая меня к себе.
Вздрагиваю от жёсткости, с которой он предостерегает других. Но она меня не напрягает. Скорее наоборот… Мне нравятся властность и нетерпение в его голосе. И то, что для всех это доходчиво — за нами всё-таки не идут.
Слегка накрывает смущением, когда Антон уводит меня отсюда… Особенно, когда понимаю, что в тёмный безлюдный укромный коридор. Где нам никто не помешает.
Мы уже несколько дней встречаемся с Антоном. И это гораздо проще, чем я могла себе представить. Но в то же время и гораздо волнительнее, чем могло бы быть при нашем уровне близости. И гораздо приятнее, чем любое моё взаимодействие с кем бы то ни было в жизни.
В эту субботу и воскресенье я могла бы уже поехать к папе — с ногами всё в порядке, все уколы проставлены, в целом чувствую себя прекрасно. Как никогда в жизни… Каждый день как праздник, порхаю на крыльях.
Но это-то и подозрительно будет для моего бдящего папочки. Наверняка обо всём догадается. Да и смогу ли я не палиться? Наверняка сама же первой соскучусь по Антону и найду возможность хотя бы по видеосвязи с ним поговорить, если не вырваться. Или он ко мне…
Конечно, рано или поздно папа обо всём узнает. Это лишь вопрос времени. Но, наверное, не стоит с этим спешить — помню, какой приём он устроил Антону в первый раз, толком того не зная. Не хочу снова заставлять моего парня проходить через это. И уж тем более не хочу снова смотреть на несправедливое отношение папы. Надо будет его аккуратно и мягко подвести к тому, что я теперь с Антоном. И рассказать о нём побольше — тем более что и подбирать факты не надо. Почти любой говорит о том, насколько у меня замечательный парень и как мне с ним хорошо.
Но это потом… Пока я, во-первых, хочу провести эти выходные с Антоном, а во-вторых, всё-таки не так уж готова с папой говорить.
Мы даже по будням ходили на свидания, при этом не пропуская учёбу — причём на самые разные. Были на рок-концерте и в театре, ходили в ресторан и просто гуляли по парку, целовались на последнем ряду в кино и даже посетили дельфинарий. А сегодня возвращаемся с парка развлечений, где я впервые попробовала американские горки. Тот ещё адреналинчик, но с Антоном было нестрашно. А потом мы целовались на колесе обозрения. Мы вообще любим целоваться. Это что-то невероятное — делать это с моим парнем.
Мой парень… Чувствовать, что мы с Антоном по-настоящему вместе — это, наверное, самое непривычное и в то же время естественное, действительно нужное чувство из всего, что я когда-либо испытывала.
Лифт открывается на его этаже, и только тогда я понимаю, что мы проехали мой. Обычно Антон провожал меня до моих дверей, ещё долго целуя и не желая отпускать. Несколько раз нас заставали соседки — они, кстати, уже смягчились ко мне. Такое ощущение, что теперь даже болеют за нас, как за пару. Это по-своему мило.
Хотя меня чуть ли не всё счастливой делает. И ладно уж, сегодня тогда я провожу Антона, всё равно мне всего-то потом на лифте спуститься надо будет.
Он уверенно ведёт меня к себе, явно не считая, что ошибся, впервые нажав на эту кнопку. Более того, открывает передо мной дверь, пропуская внутрь.
