а на самом деле страдала от неопределенности и невозможности держать ситуацию под контролем.
Первый раз в доме Томы кроме нее самой находился кто-то еще. Днем такое бывало, а вот ночью. От присутствия гостей девушка долго не могла уснуть. Прислушивалась к шорохам, скрипу половиц и чужому дыханию. Прокручивала в памяти их поведение, разговор и, вспоминая снова и снова, рассматривала черты лица. Чаще Романа, чем Наташи.
Впервые в жизни Тома ощутила какое- то незнакомое чувство. Смесь радости и грусти. Тревоги и смиренного спокойствия. Боли и оглушительного счастья. Она предполагала, что это, но боялась признаться себе. Бабушка называла это чувство — камам. Цветок, который может распуститься красивым пламенным бутоном, вдруг погаснуть и завянуть. А может стать черным и холодным, но этого ни в коем случае, нельзя допустить. Как контролировать цветок, бабушка рассказала, но предупредила, что он может обмануть. Обмануть жестоко и непоправимо, как обманул когда- то ее и … маму.
Тома не хотела верить, что это именно камам, но интуиция упорно твердила обратное. Она не испытывала ничего подобного ни к одному знакомому ей мужчине. Братьев девушка, безусловно, очень любила, но любовь эта была светлой, чистой и доброй.
Мишка Пономарев, приехавший трудиться на ферме и Вадим Дементьев, сын председателя, пытались за ней ухаживать. Но ухаживания эти были фальшивыми и наигранными. Тома почувствовала это сразу. После узнала, что Пономарев просто поспорил, будто немая клюнет на его внимание. А Вадим, хотел казаться перед деревенскими джентльменом. Вернуть репутацию благородного и честного парня. Да только славу о нем, что пришла из Петришек, ни отец председатель, ни сердобольная мать не смогли скрыть.
У Томы не было обиды ни на Михаила, ни на Вадима. К ним она ничего не испытывала. Да и это парни сами решили, что Тома приняла их ухаживания. Проводили несколько раз с фермы до дома и угощали конфетами. Тома поначалу сразу и не поняла, что это они так внимание проявляли и ухаживали. Конфеты девушке братья тоже покупали и компанию иногда составляли.
Однако то, что она ощущала сейчас. Когда смотрела на Романа, чувствовала присутствие рядом, не было чистым и светлым. Оно было горячим, опасным и окутывающим ярким пламенем. Это чувство нужно было бояться и сторониться, а Томе не хотелось. Красные языки, были нежными и обжигающими, а еще такими манящими, что девушка была готова отдаться им на растерзание, без сопротивления. Держалась из последних сил, не поддаваясь безрассудству нарастающего чувства, но знала: с каждым днем это будет сложнее.
Зато теперь Тома знала точно: ее мама не была сумасшедшей. Она просто не смогла справиться. Бабушка справилась, а она нет. Мама слишком любила отца, и когда его не стало, решила, что больше не нужна в этом мире и ушла. Ушла, оставив ее, единственного ребенка, на растерзание судьбе. А Тома слишком сильно любила мать, чтобы просто выплакать свое горе. Она замкнулась, а когда вернулась в реальность, решила, что общаться молча легче. Порой, тишина и безмолвие дороже пустых и бессмысленных слов, так зачем выпускать то, что назад не воротишь.
Многие не понимали маленькую Тому и считали, что она заболела. Не просто заболела, а как мать, тронулась. Не спасли Настю, так хоть Томку нужно успеть. Но бабушка быстро расставила все по местам.
Воспоминания о детстве больше не причиняли боль. Время залечило раны, но оставило рубец, который отдавал горечью утраты и тоской. Тогда, Тома брала альбом с фотографиями и окуналась в эти терзающие и одновременно приносящие нежность воспоминания. Но сейчас, нужно было выплывать из размышлений, иначе не успеет приготовить гостям завтрак.
Рассвет пробирался в окна лучами солнца, а это значило: день снова будет жарким. Тома надела легкое платье, закрутила волосы в пучок, сунула под мышку полотенце и вышла в гостиную. Дверь в комнату Романа была заперта, а Наташину чуть приоткрыта. Чтобы не разбудить гостей, хозяйка прошмыгнула в коридор, сунула ноги в шлепанцы, и медленно открыв скрипучую дверь, вышла на улицу.
Утренняя прохлада лизнула кожу, но Тома не обратила на это внимание. Она помчалась туда, где проводила каждое утро, чтобы услышать раннюю песню соловья и получить заряд бодрости у воды. Времени было не так много, но его хватило, чтобы почувствовать себя готовой к новому дню.
Наташа никогда не вставала так рано. Сама, без будильника. Комната была залита светом, за окном вовсю щебетали птицы, а через приоткрытую дверь просачивался доносящийся с кухни аромат. Воспоминание о детстве, не прошеным гостем, ворвалось в сознание, и девушка поморщилась, будто от головной боли. Она надеялась, что проснется с ясной головой, а, оказалось, стоило открыть глаза, мозг включился и в мыслях, начался сумбур похлеще, чем вчера.
Еще какой-то сон дурацкий приснился. Не нравились Наташе ни эта деревня, ни дом, ни его хозяйка. Почему? Объяснить она не могла и это новое чувство-интуиция раздражало. Хотелось немедленно выпить кофе и закурить. Если первое Наташа вполне могла себе позволить, то со вторым придется потерпеть.
Зазвонил мобильный. Девушка недовольно протянула руку, взяла телефон и нажала на сброс. Разговаривать с отцом сейчас, не было никакого желания. Он сослал ее в глухомань, так пусть немного помучается догадками: как она.
— Привет, — Наташа прошла через гостиную, второпях поздоровалась с Томой и вышла на улицу.
Снаружи было хорошо и свежо, но подумав, что нужду придется справлять в деревянной будке, а о душе можно и не мечтать, девушка устало вздохнула. Можно было сколько угодно накручивать себя по этому поводу, но от этого ничего бы не изменилось. Нужно как-то научиться брать себя в руки, и Наташа честно пыталась, но у нее ничего не получалось.
Девушка подошла к колодцу, заглянула в открытое окошко деревянной крыши и, зачерпнув из ведра холодной воды, обдала ею лицо. Затем, вернулась в дом, взяла в комнате привезенное кофе и вошла на кухню.
— Кофе? — Наташа вопросительно посмотрела на Тому. Та улыбнулась и отрицательно покачала головой. — А я без него не могу проснуться. Привычка, — словно оправдываясь, ответила она.
Хозяйка достала из шкафчика кружку, положила в нее чайную ложку, поставила перед Наташей, подвинула сахарницу и включила чайник.
— Спасибо. Я пью без сахара.
Тома пригласила гостью за стол и девушка, соглашаясь, кивнула. Она поставила чашку с кофе и села на табурет. Хозяйка тем временем виртуозно сняла, укрывающее полстола, льняное полотенце и Наташа поняла, откуда доносился притягательный аромат.
Красивая стопка румяных блинчиков, несколько пиал с вареньем, медом и спелой клубникой, выглядели и пахли так аппетитно, что
