В Америке Кака женился во второй раз. На своей сотруднице. Она тоже была русской, а это несколько облегчало задачу. Американки полностью свихнулись на почве сексуальных домогательств. Кака считал, что это способ повысить собственную значимость и привлечь к себе внимание. Потому что все эти американки, на взгляд Каки, были страшнее атомной войны. Все они, как на подбор, были довольно толстыми и неказистыми, а кроме того, имели мелкие черты лица, чего Кака в женщинах категорически не терпел. По его мнению, женщина просто обязана была иметь нормальный нос и выразительный рот. Тех женщин, которых показывали в американских фильмах, Кака живьем в американской природе не встречал. Видимо, они все уехали сниматься в Голливуд. И какой дурак, спрашивается, уж так сильно будет сексуально домогаться американских страшилищ? Разве что с большого перепоя. С очень большого. Однако американские мужики старались на всякий случай ходить глазами в пол, от женщин отворачивались и учили своих русских сотрудников делать то же самое. Вновь прибывшие русские молодые ребята были самой легкой добычей для обвинения в сексуальном домогательстве. Тем не менее наши парни тоже оказались не лыком шиты и стали привозить девушек из России. И тут уже стояла задача оградить наших девушек от внимания американских мужчин. Русские женщины пользовались огромным спросом. Во-первых, они с перестроечной голодухи все были стройными, во-вторых, красивыми и, в-третьих, не обремененными разными глупостями типа этих самых сексуальных домогательств. Русская женщина домогательствам всегда была рада. Это держало ее в тонусе, стряхивало пыль с ушей ее супруга и зачастую открывало новые возможности. А уж постоять за себя, если эти домогательства ей и на фиг не нужны, русская женщина могла легко, не прибегая к помощи американского законодательства. У наших девушек бывает иногда такой особый взгляд, после которого у любого домогателя домогалка может и отвалиться. Взгляд этот вырабатывается с детства и оттачивается в тяжелых условиях российской действительности. В школьных коридорах, где старшеклассники считают хорошим тоном шлепнуть девушку портфелем по заднице, в общественном транспорте, где мозолистые ручонки пролетариата гуляют сами по себе, в офисных коридорах, где властвуют уже шаловливые ручки разных маленьких и больших начальничков.
Вторая жена Константина была очень хорошим программистом и карьеристкой, но больше всего на свете она любила деньги. За ними она и прилетела в Штаты. За ними она и ушла от Каки к богатому американцу. Конечно, к тому моменту Кака и сам уже был вовсе не бедным, но амбиции его жены не имели границ. И все бы ничего, если бы она не забрала с собой дочку Анечку. Любимую девочку Каки. После рождения Анечки жизнь Константина Константинова приобрела особый смысл. Он знал, что ему необходимо вырастить Анечку достойным человеком, дать ей самое лучшее образование, а самое главное – отдать ей свою любовь, которая просто переполняла его сердце. Хорошо еще, что Кака засунул свое оскорбленное самолюбие подальше и смог наладить вполне даже дружеские отношения с новым мужем Анечкиной мамы. Мужик он был неплохой, никаких препятствий для общения Каки с дочерью не чинил и к Анечке относился хорошо. Он сам объяснил Анечке, что называть его папой будет неправильно, папа у нее один, а его можно звать просто Стивен. За это Константин был ему благодарен, и часто они вместе проводили уик-энд. А иногда Стивен привозил к нему Анечку на все выходные. Анечку даже отпускали с Константином в отпуск. И когда этим летом он собрался ехать в Россию, Анечка хотела ехать с ним. К этому времени она уже выросла, училась в школе и на каникулах имела возможность путешествовать с папой. Но Константин справедливо решил, что их холостяцкая жизнь в компании с Шестопаловым не совсем подходит для тринадцатилетнего подростка. К тому же неизвестно было, есть ли в квартире Шестопалова еще одна гостевая комната. Константин пообещал дочери, что обязательно отвезет ее в Россию, когда там все уже будет обустроено. И в плане бизнеса, и в плане жилья. Он еще, собственно говоря, был совсем не готов к тому, чтобы перебраться назад на родину. Планировалось, что он определится на месте. Будет либо сам контролировать деятельность филиала, либо наймет управляющего.
По дороге Константин должен был посетить офис парижского заказчика и разобраться с проблемами странных сбоев в их программном обеспечении. Сбои оказались результатом системной ошибки местных эксплуатирующих специалистов. Константин быстро разобрался с проблемой, но в Париже пришлось застрять из-за забастовки авиадиспетчеров. Вылететь удалось только на следующий день. Шестопалов сообщил ему, что по делам бизнеса должен срочно улететь на пару дней в Самару и поэтому встречать его будет Давыдова.
– Игорь, опять твои штучки? Я же тебе ясным языком сказал, что не хочу я знакомиться с твоей Давыдовой! А ты опять за свое, – возмутился он, представляя себе довольное лицо друга.
– Успокойся! Вопрос давно снят с повестки дня. Она и сама с тобой не хочет знакомиться. Еле уговорил тебя встретить. Наш шофер жену в больницу повез. Кто знал, что такая накладка получится? Это ж ты, между прочим, на день позже вылетаешь! Кстати, не забудь, ее зовут Надежда, – ехидно заявил Шестопалов и повесил трубку.
«Нет, эта Давыдова определенно фифа», – подумал Кака, слушая короткие гудки.
Родина встретила Каку очередями. На паспортном контроле творилось черт знает что. Такую очередь он видел только один раз в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке. Ну так Нью-Йорк, слава богу, центр мира, ему положено. А тут чего? Даже не Москва! В очередях толпились в основном загорелые российские граждане, немножко немцев и пассажиры с парижского самолета.
«Неужели нельзя для иностранцев сделать отдельный проход?» – раздраженно подумал Кака и тут же поразился своей мысли. Ишь ты, всего пятнадцать лет американской жизни, а он уже рассуждает как настоящий интурист. Мистер Твистер, ни больше ни меньше! Кака смиренно встал в очередь и стал слушать, как бывшие соотечественники на чем свет стоит костерят отсутствие кондиционеров и вредность погранцов.
К тому моменту, когда он прошел паспортный контроль, багаж его одиноко крутился на ленте. Слава богу, что чемодан не потеряли. Кака был наслышан, как в российских аэропортах бесследно исчезают чемоданы. Он подхватил свой чемодан, поставил на него портфель и через зеленый коридор выкатился к толпе встречающих. Давыдову он увидел сразу. Она возвышалась над всеми, кто толпился у выхода в зале прилета. В одной руке она держала фирменную табличку с надписью «Константинов», на локте второй руки у нее висела огромная дамская сумка, похожая скорее на баул, чем на сумку, в руке она держала электронную книгу и была полностью поглощена содержанием этой книги. На Давыдовой была надета белоснежная свободная майка и совершенно измятая узкая льняная юбка. Тоже белая. Это очень сильно оттеняло ее темный южный загар. Жакет от этой юбки, тоже невозможно измятый, был перекинут через плечо. Жакет она поддерживала щекой. Явно было, что ей очень неудобно, но она была увлечена содержанием книги и не обращала никакого внимания на окружающую действительность. А еще она была, на самом деле, очень красивая, и все, кто выходили из дверей зала прилета, обязательно обращали на нее внимание. Константин сразу понял, что она напоминает ему Одри Хепберн.
