– А чем ты можешь помочь? – хмыкнул Володя и тут же вспомнил Генкины наставления. – Мила! Ты мне окажешь неоценимую услугу, если... только вместе с Генкой, если вы... словом, освободите нам эту площадь. Понимаешь, дома дети под ногами вертятся, да что тебе говорить, сама отлично знаешь. А нам, Лене и мне, требуется время и чистое пространство. Вроде плацдарма для подготовки свежих войск.
«Неужели она поверит этой ерунде?» – мысленно испугался Володя.
Мила не только поверила, она обрадовалась и заулыбалась. Про ее старение – враки, ошибка. Серебро с годами, даже если темнеет, благородство только приобретает. Отличная у Генки женка! Но ее достоинства заметны, только когда улыбается. Почти такой же Мила была в юности.
– Конечно, Володя! Не сомневайся! – горячо заверила Мила. – Сколько вам требуется, столько и... маршируйте на плацдарме!
– Генка тебя, – забросил удочку Володя, – сильно напрягает? В крайнем случае могу другую комнату снять или квартиру.
– Не сильно, – заверила Мила.
– Генка тебя очень любит. Несмотря на медичек, то есть одну Медичку.
– Одну? – заинтересованно переспросила Мила.
Володя постарался придать лицу выражение абсолютной искренности, даже заморгал от усердия:
– Мила! Как на духу! Он тебе верен, глубоко в душе!
Так глубоко, подумал Володя, что не раскопаешь.
– Ведь каждый может оступиться, правда, Володя?
– Истинно так! – Он с готовностью закивал.
– И ты? – неожиданно перевела стрелки Мила. – Штанга – это у тебя временное увлечение?
– Генка – трепло! – воскликнул Володя, забыв об установке хвалить друга. – Что он тебе наплел?
– Не важно. Володя, ты повинись перед Леной! Гена каждый вечер на разные лады клянется мне в верности. Наверное, врет. Но это так приятно!
– Почему же ты раньше, – заинтересовался Володя, – когда у Генки с Медичкой случилось, на его клятвы внимания не обращала?
– Молодая была, глупая, – призналась Мила.
«У женщин от молодости до зрелости, – мысленно отметил Володя, – период крайне короткий».
– Отомстить хотела, – продолжала Мила. – Только все это глупости. Ни жена мужу, ни муж жене отомстить не могут. Ранить, почти убить, инвалидом душевным оставить – запросто. А месть – из другой оперы, из других, не семейных отношений. Будешь это иметь в виду?
– Буду! – пообещал Володя.
Он проводил Милу до двери, развернулся – соседка поджидает.
– Баб табунами не позволю, участковому заявлю! – пригрозила она.
– Понял, – кивнул Володя, хотя ничего не понял.
Проскользнул мимо старушки в комнату, вернулся к работе.
Итак, узел шлифовального шпинделя. Отличная идея, и Канарейкин ее только улучшил.
В этом была проблема: он воровал талантливо, превращая смутную идею в толковую. У Володи рука не поднялась забрать у Канарейкина авторство на четыре из двадцати двух украденных изобретений. Но встречалась и явная халтура. Рецепт овощного мусса для диабетиков слово в слово совпадал с заявкой другого человека. Очевидно, в кулинарии и медицине Канарейкин мало смыслил, но то, что он был хорошим инженером, сомнений не вызывало.
Роторную абразивную головку какой-то Хвостов придумал, а Канарейкин гениально ее приспособил для обработки отверстий.
Сам Володя еще в институте понял, что фундаментальная наука не для него, что склад ума у него прикладной и технический.
Над теоретической частью диссертации до посинения бился. Поэтому он испытывал к разоблачаемому Канарейкину противоположные чувства: осуждения и восхищения. Ворюга, но как мозги работают!
Володя почти обрел душевное спокойствие.
Переживания из-за ссоры с женой отодвинулись на задний план, а на переднем была гора срочной работы, требующей большого умственного напряжения. И с детьми он разобрался, по телефону поговорил.
Лена, как всегда, подняла панику на пустом месте. Петя принес в школу какую-то взрослую книгу, но даже открыть не успел, учительница забрала, раскудахталась, маму вызвала. Мама, «сам знаешь, папа, какая она теперь нервная», сразу за ремень схватилась.
И у Насти тоже все в порядке. Ее одноклассник хочет фотожурналистом стать, несколько портретов Настиных сделал. А мама – ,в крик: «Ты позируешь! Позируешь!» Да пусть ребенок позирует на здоровье! Володя дал дочери благословение.
Зоя Михайловна, придя на работу и обнаружив полный разгром, растерялась.
«Тут побывали грабители, – первое, что пришло ей в голову, – надо вызывать милицию». Делать это Зое Михайловне очень не хотелось. В конце концов, у нее есть начальство. Она набрала домашний телефон Булкина, только поздоровалась с его женой, интеллигентно поинтересовалась ее здоровьем и здоровьем Игоря Евгеньевича, как он явился собственной персоной.
– Извините за беспокойство, – сказала Зоя Михайловна и положила трубку.
Получилось невежливо, но ей некогда было вести светские беседы, нужно срочно разобраться в происходящем.
– Что же это Лена ничего не убрала? – возмутился Булкин.
– Значит, это не грабители, – облегченно вздохнула Зоя Михайловна.
– Это я. – Булкин махнул рукой на разбросанные бумаги. – Да что тут грабить?
Зоя Михайловна так не считала, но мнение свое предпочла не высказывать.
– Объясните мне, Игорь Евгеньевич, что здесь произошло в мое вынужденное отсутствие?
– Вы знаете, что мы Канарейкина представляем на премию? – ответил он вопросом на вопрос.
– Отлично знаю. Все документы готовы, кроме представления, бланк которого вы должны были принести из «Роспатента».
– Я-то принес. – Булкин размахивал бумажкой и постепенно повышал голос. – Но где эти чертовы документы?
– Они лежали вот в этом, взломанном вами ящике, – строго и достойно ответила Зоя Михайловна.
– Ни хрена они там не лежали! – выругался Булкин. – А меня сегодня ждут в главке!
По старой привычке он называл главками вышестоящие организации.
– Как? – опешила Зоя Михайловна. – Не может быть! Синяя коленкоровая папка. Вы ее видели?
– Не помню.
– Давайте искать.
«Ах, не надо было мне уходить, – мысленно сокрушалась Зоя Михайловна. – Можно было ведь сразу подрезать и нижнее, и верхнее веко. Докторша уговорила меня оперироваться в два этапа, чтобы дважды содрать с меня, хапуга».
Лена пришла на работу после недельного отсутствия. И застала начальника и Зою Михайловну ползающими на четвереньках среди разбросанных бумаг. В последнее время передвигаться на четырех точках опоры стало в «Олимпе» производственной нормой.
– Вы что, болели? – спросил Булкин, с кряхтеньем распрямляя спину.
