Отъезжая от серого, потрескавшегося здания, которое еще недавно казалось дворцом, Лариса тихо заплакала. От обиды и жалости к себе.
А дома она опять написала Романтику. Хоть так. Виртуальная видимость нужности кому-то. Пусть это окажется фикцией, но так проще пережить сегодняшнюю ночь.
Дождь не располагал к длительным прогулкам, поэтому Саша потащил Яну на какую-то творческую тусовку.
– Тебе понравится! – Он воодушевленно кутался в свой неизменный шарф и бурлил, как перекипающий чайник, с которого вот-вот сорвет крышечку.
– Да я там никого не знаю, – робко возразила Яна.
От Саши она уже порядком устала. Их связывала то ли романтическая дружба, то ли платоническая любовь, которая никак не могла дойти до стадии физической близости за неимением места для спаривания. К себе Яна не хотела его вести, подозревая, что субтильный и материально неперспективный кавалер может стать темой для маминых выступлений на ближайшие годы. А у Саши болталась его родительница, которая радовалась Яне так, что та пугалась и подозревала, что от нее чего-то ждут. Сашина мама голосила, как плакальщица на свадьбе, вспоминая, как долго Яночка не заходила к ним. Даже если между Яниными визитами проходило не более пары дней. Она восхищалась каждой Яниной фразой, будто та являлась ходячим сборником афоризмов. Взахлеб рассказывала про Сашу. В общем, производила много шума, но категорически не желала оставить их наедине.
«Наверное, это к лучшему», – однажды подумала Яна, когда они с Александром поехали купаться. При взгляде на кавалера в голову лезла лишь одна неприличная мысль – не в коня корм. Видимо, все ушло в талант. Александр был костляв и синеват, как бракованный цыпленок. Плавки держались на острых косточках, а на впалой груди топорщился одинокий пук волос.
Яна сразу вообразила мамино лицо. В лучшем случае Светлана Макаровна могла бы назвать подобный экземпляр недокормышем. Поэтому Яна решила удовлетвориться совместным досугом. Не сидеть же дома с мамой. А так хоть какая-то видимость активной жизни.
Писатели собирались в кафе. Все столики заняли творческие люди. И каждый старался обозначить свою принадлежность к творческой элите. Мужчины были длинногривы, некоторые – лысохвосты, в том смысле, что основную часть черепа занимала плешь, а остальное было собрано в тонкий «хвостик». Некоторые были чрезмерно экстравагантны и радовали глаз яркостью красок и причудливостью нарядов. Саша уселся за ближайший к выходу стол, где уже тянули свой кофе дородная пенсионерка в шляпке с цветами и вуалью и желчный мужчина в косоворотке и бандане.
Саша в эту компанию вписывался идеально. А принарядившаяся Яна чувствовала себя как невеста на похоронах.
– Вы что пишете, милочка? – немедленно повернулась к ней дама, подобравшись и прищурившись
– Я не пишу, – поспешила успокоить ее Яна.
– Не пишете? – Теперь и мужчина в бандане напрягся. На нее смотрели, словно на диверсанта в штабе партизан.
– Она художница, – заступился за спутницу Александр.
– Да, – торопливо кивнула Яна, стараясь подружиться с недоброжелательными соседями.
– А вы, юноша?
– Я сочиняю, – скромно потупил глазки Саша. – У меня роман.
– Издан?
– Нет. Я пока только собираюсь…
– Ну-ну, – саркастически хохотнула пенсионерка. – И далеко продвинулись?
Саша пожал плечами.
– Вы в какие издательства обращались? – Дядька достал затертый ежедневник.
Дальнейшие два часа шел обмен опытом, контактами и литературные чтения, на которых Яна чуть не заснула. Вокруг царил ровный напряженный гул. Все были доброжелательны, но почему-то хотелось уйти. Осадок от творческой тусовки остался странный. Авторы, которые приходили в издательство, были вполне среднестатистическими и ничем из общей массы не выделялись: ни шляпками, ни манерами, ни чем-либо еще. А вот облик дамы в шляпке сразу выдавал в ней принадлежность к богеме. И дядька в бандане тоже выглядел представителем творческой интеллигенции. И две барышни в длинных юбках с потусторонними взорами, тяжелыми причудливыми серьгами и сумками через плечо тоже являлись частью писательского бомонда. На них это было просто написано. Огромными неоновыми буквами.
На следующий день Яна не выдержала и поделилась своим наблюдением с Егором, которому принесла очередную порцию иллюстраций. Шеф долго ржал, слушая ее рассказы про приобщение к литературному миру, а потом сказал:
– Писатель – это работа. Нормальные авторы – рабочие лошади, они сидят дома и долбят по клавиатуре, как дятлы. А потом общаются с издателями. Пусть даже на повышенных тонах. Или ломятся, как носороги, в редакции. Я их уважаю за упорство. Это в любом случае конструктивнее, чем просто пыхтеть о своей гениальности и ждать, пока о твой талант случайно споткнется какой-нибудь редактор. У обычных писателей нет ни времени, ни необходимости таскаться на подобные мероприятия. Тем более что в среде гениев бытует мнение: приличного человека не издадут, а если тебя издали, значит, дрянь пишешь. Все гении бродят по миру непризнанными и неизданными. Хотя, согласен, есть действительно талантливые. Просто их время еще не настало. Или не судьба – не заметили их, не пробились ребята через плотные ряды графоманов.
После этого разговора ей стало еще жальче Александра. Потому что он уже давал Яне почитать свой шедевр, который она не осилила. Саша очень обиделся, когда через пару дней выяснилось, что Яна еще недочитала.
– Там же взахлеб читается, на одном дыхании, не отрываясь! – оскорбился автор. – Тебе что, не понравилось?
– Понравилось, – испугалась Яна и соврала: – Работы было много. Я ночью читала, но так устала, что заснула.
Но и тут она не угодила.
– Если бы ты была моим читателем, ты бы не заснула. Но я не обижаюсь, у каждого автора свой читатель! Видимо, ты просто еще недоросла до такой литературы.
Яна согласилась, мол, недоросла.
В конце концов, нет книг, которые нравятся всем. И если ее Сашин опус вгонял в зевоту, то это лишь субъективное отношение к жанру. Он неинтересен именно ей. А вдруг кто-нибудь будет в восторге от его книги?
Яна сознавала, что они с Сашей живут на разных планетах. И ничего не получится. И даже почему-то не жаль, что ничего не получится. Как у каждого автора есть свой читатель, так у каждой женщины есть свой мужчина. И если кто-то видит в ней дефекты вроде целлюлита, лишнего веса или немодельных ног, то он просто пока недорос, чтобы увидеть суть.
Лариса испытующе смотрела на маменьку, суетливо переставлявшую посуду на столе. Алла Денисовна краснела, бледнела, отводила взгляд и болтала какую-то невнятную чепуху, вычитанную в желтой прессе. За ней тяжелым шлейфом волочилось напряжение.
