— Вероятно, у вас были для этого личные причины?
— Как вам сказать… — Коломийцева вздохнула в очередной раз — вообще, вздыхала она часто, словно кум Тыква из детской книжки «Чиполлино». — Я очень любила своего мужа, мы вместе работали… Однажды он поехал в командировку и — не вернулся. Здоровый, красивый, сильный мужчина взял и умер в зале Свердловского аэропорта перед посадкой на московский рейс… Остановилось сердце. Мы и прожили-то всего три года, ребенок еще совсем маленький был… И вот столько лет прошло, а я его по сей день во сне вижу. Если хотите — можете считать эту историю «личными причинами»…
— Лидия Ивановна, — сказала я, поднимаясь, — мне, к сожалению, пора! Не сочтите за труд в ближайшие пару дней заехать в нашу прокуратуру… Я вам оставлю свою визитку, когда определитесь — позвоните, чтобы я заказала вам пропуск: опознание по снимку Маши и все остальное, что вы мне рассказали, придется запротоколировать.
Ни морщиться, ни огорчаться, во всяком случае вслух, она не стала. Просто кивнула головой и, слегка нахмурив высокий лоб, сказала, что послезавтра ей удобнее, чем завтра.
— Ради бога! — произнесла я, внимательно вглядываясь в ее крупное, открытое лицо со все еще красивыми темными глазами, в глубине которых таился огонек какой-то застарелой печали. И, невольно вспомнив о том, что она поведала мне о себе, подумала: как я сама буду выглядеть через каких-то десять — пятнадцать лет?.. И что будет тлеть в моих собственных глазах — умиротворение от жизни или неизлечимая горечь разочарования в ней?..
Покинув агентство и отойдя от него на приличное расстояние, я вынула свою заветную «сотку» и набрала Володин номер. Решение я приняла спонтанно, хотя поступаю так редко. Только в тех случаях, когда моей интуиции удается победить голос разума.
К моей великой радости, Володя оказался на месте.
— Слушай, — спросила я, — можешь ты, не дожидаясь бумажки от меня, немедленно организовать «наружку» за одной дамой?..
Опер посопел в трубку, что-то прикидывая и сожрав таким образом несколько секунд платного времени.
— Если к вечеру бумажка будет, сам пока тряхну стариной, — пообещал он. — А потом солью клиента Николаше, он как раз освободится.
— Класс! — сказала я, использовав для краткости подростковый жаргон. Потому что Николаша по части «наружки» числился у нас в лучших. — Пиши тогда адрес, имя и словесный патретик. Марфино…
— Светлана Петровна, — крикнул он поспешно в предчувствии того, что я сейчас дам отбой. — А распоряжение?
— Я сейчас еду на работу, все тебе будет, не сумлевайся.
— Солью клиентку, вечером заеду и доложусь!
Я отключилась и, усмехнувшись, направилась к своему «москвичонку», припаркованному неподалеку. Между прочим, мог бы и по телефону доложиться — во всяком случае, именно так он и поступал почти всегда. Единственная причина, по которой его трудолюбие перешло всякие разумные границы, виделась мне в Кате… Зачастил, называется!..
Но не по «трубе» же с ним, да еще за мои личные, весьма ограниченные средства решать столь судьбоносную проблему?!
И, решив пока что об этом не думать, я открыла дверцу своей машины.
Отъехать от парковки я не успела — только прогреть мотор. Потому что, едва глянув на дорогу перед собой, первое, что увидела, — была выруливающая с другой стороны улицы на проезжую часть маленькая темно-красная «тойота». Автоматически глянув на ее владельца через лобовое стекло, я обнаружила, во-первых, что за рулем — женщина, а во-вторых, женщиной этой была Лидия Ивановна Коломийцева… Единственное, что мне после этого оставалось, — как можно незаметнее пристроиться в хвост ее иномарке. Одновременно вновь извлечь на свет свою «трубу» и связаться с Володей.
— Придется вам, Светлана Петровна, тряхнуть стариной, — хихикнул мой опер. — Давненько, поди, сами-то «наружкой» не занимались? Ладно, дадите знать, где эта бабенка тормознет, жду!
Оперативной работой я действительно не занималась, как изволил выразиться Володя, «давненько», но тешила себя надеждой, что навыка все же не потеряла и слежку Коломийцева за собой не заметит.
Интересная складывалась ситуация: немедленно после разговора с представителем прокуратуры на невинную, в общем-то, тему (об убийствах я не сказала ни слова) моя бизнесменша бросает агентство на новенькую и бестолковую, по ее мнению, сотрудницу и куда-то мчит… Куда?
Минут через десять я поняла, что двигаемся мы в сторону Алтуфьевского шоссе… Да! Так оно и было. Неужели наш путь лежит за город? Это был бы для меня очень плохой вариант. Одно дело незаметно висеть на хвосте в потоке городского транспорта, и совсем другое — на трассе, где в этот час вряд ли много машин…
К моему огромному облегчению и удивлению, на Алтуфьевку мы выезжать не стали. В самом начале шоссе Лидия Ивановна, уверенно попетляв по неизвестным мне улицам и улочкам, выехала к маленькому симпатичному храму и притормозила… Проехав чуть дальше и завернув под мост, я сделала то же самое и, отзвонив Володе наши с Коломийцевой координаты, направилась вслед за «клиенткой», стараясь, разумеется, не попадаться ей на глаза. Впрочем, никаких моих стараний и вовсе не требовалось: по-моему, Лидия Ивановна и сама ничего и никого вокруг не замечала. Выйдя на открытое пространство возле церковной ограды, я успела увидеть только ее пальто, мелькнувшее на паперти: Коломийцева истово перекрестилась и вошла в храм.
Выждав минуту или две на ветру, который дул здесь со всех сторон, я тоже направилась к паперти. Храм действительно оказался старинный, начала восемнадцатого века, как извещала табличка, охранялся государством, полное его название звучало «Храм Рождества Пресвятой Богородицы».
К моему удивлению, несмотря на вроде бы неурочный час, внутри было довольно много народу: тесноватый, душный, но удивительно уютный храм… Лидию Ивановну я обнаружила справа от алтаря, перед огромной и какой-то совершенно необычной иконой Богородицы. Не знаю, как это удалось иконописцу, но глаза Богоматери выглядели не просто абсолютно живыми, но как будто заплаканными… Или, точнее, в них отчетливо ощущались невыплаканные слезы о Младенце, которого Она прижимала к груди… Это было очень сильное впечатление, икона буквально завораживала, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести от нее глаза и поискать взглядом в толпе Коломийцеву.
Лидия Ивановна стояла на коленях рядом с высоким распятием, установленным слева от иконы, неотрывно глядя в лицо «Плачущей Богоматери» — так я определила для себя название удивительного произведения неизвестного живописца. Наверное, мысленно она молилась, именно такое лицо — истово молящегося человека, ничего и никого вокруг не замечающего, — у нее и было. И я не знаю, сколько времени это длилось. Сама я бываю в храмах очень редко, но всякий раз, попадая в церковь, отчего-то теряю ощущение времени…
