Лочен тоже явно потрясен. У него на щеках все еще горит румянец, и он кусает губу. Он проливает сок Уиллы и рассыпает по столу хлопья. Выпивает кофе чашку за чашкой и пытается побыстрее накормить всех завтраком, несмотря на то, что еще нет восьми, а глаза его снова и снова возвращаются к лицу Тиффина.
После того, как дети отправляются в школу, я поворачиваюсь к нему и говорю:
— Тиффин не мог ничего увидеть. Просто не успел.
— Просто он видел, что ты обнимала меня, и сейчас обеспокоен тем, что ты расстроена чем-то более серьезным, чем контрольной. Я бы никогда не ограничился таким жалким оправданием. Но к вечеру он забудет обо всем, а если нет, то поймет, что с тобой все хорошо. Все в порядке.
Я по-прежнему чувствую страх, собравшийся в узел у меня в животе. Но я лишь киваю и успокаивающе улыбаюсь.
На математике Фрэнси жует жвачку и кладет ноги на пустой стул спереди, передавая мне записки о том, как Салим Кумар смотрит на меня и размышляет о том, что бы хотел со мной сделать. Но я лишь думаю о том, что грядут перемены. Мы с Лоченом должны найти способ побыть вместе хотя бы какое-то время каждый день, не боясь, что нас прервут. Я знаю, что после того, что случилось сегодня утром, он не будет прикасаться ко мне, пока остальные дома, то есть, почти всегда. И я все еще не могу понять, почему мне нельзя даже стоять рядом с ним, держать его за руку, положить голову ему на плечо, когда мы находимся в пустой комнате. Он говорит, что от этого только хуже, но что может быть хуже, чем не прикасаться к нему совсем?
Сегодня моя очередь забирать Тиффина и Уиллу, потому что у Лочена урок поздно. По дороге домой они, как обычно, убегают вперед, из-за чего у меня может случиться инфаркт на каждом перекрестке. Когда мы приходим, я разбираю закуски и роюсь в их портфелях в поисках заметок учителей и домашнего задания, пока дети дерутся за пульт в гостиной. Я загружаю стирку, убираю посуду и поднимаюсь наверх, чтобы привести в порядок их комнату. Когда я возвращаюсь в гостиную, они уже устали от телевизора, Геймбой совершенно не работает, а соседские друзья Тиффина все ушли в футбольный клуб. Они начинают ссориться, поэтому я предлагаю поиграть в Клуэдо[9]. Утомленные долгой неделей, они соглашаются, поэтому мы раскладываем игру на ковре в гостиной. Тиффин лежит на животе, опираясь головой на руку, его русые волосы спадают ему на глаза; Уилла сидит на диване, скрестив ноги, огромная новая дырка на красных школьных колготах открывает взору часть еще большего пластыря.
— Что с тобой случилось? — указывая на дыру, спрашиваю я.
— Я упала! — объявляет она, ее глаза загораются в предвкушении от рассказа о своей драме. — Это было очень, очень серьезно. На колене была большая рана, и кровь текла по всей ноге, а медсестра сказала, что нам нужно в больницу, чтобы наложить швы! — Она смотрит на Тиффина, чтобы убедиться, что у нее есть аудитория. — Я почти не плакала. Только до конца перемены. Медсестра сказала, что я очень храбрая.
— Тебе наложили швы! — я в ужасе уставилась на нее.
— Нет, потому что через какое-то время кровь остановилась, поэтому медсестра сказала, что по ее мнению все будет в порядке. Она пыталась дозвониться маме, но я постоянно говорила ей, что это неправильный номер.
— Что значит “неправильный номер”?
— Я сказала ей, что вместо этого она должна позвонить тебе или Лочену, но она не слушала, даже когда я сказала, что знаю ваши номера наизусть. Она оставила просто кучу сообщений на мамином телефоне. И она спросила, есть ли у меня бабушка или дедушка, которые могли бы забрать меня.
— О, Господи, дай мне посмотреть. Еще болит?
— Чуть-чуть. Нет, ой, не снимай пластырь, Мая! Медсестра сказала, чтобы я не снимала его!
— Ладно, ладно, — быстро говорю я. — Но в следующий раз скажи медсестре, что она должна позвонить мне или Лочену. Ты же скажешь, что она должна, правда, Уилла? Она должна! — Внезапно я осознаю, что почти кричу.
Уилла растерянно кивает, намеренная разложить сейчас части игры, чтобы показать, что ее драма окончена. Но Тиффин серьезно смотрит на меня, прищурив голубые глаза.
— Почему со школы всегда должны звонить тебе или Лочену? — тихо спрашивает он. — Вы в тайне наши настоящие родители?
У меня по венам, словно ледяная вода, растекается потрясение. Я не в силах перевести дыхание пару секунд. — Нет, конечно же нет, Тиффин. Мы просто намного старше вас, вот и все. Что… что же заставило тебя так думать?
Тиффин продолжает сверлить меня пронзительным взглядом, и я чувствую, как буквально затаила дыхание, ожидая от него комментария о том, что он видел сегодня утром.
— Потому что мамы больше здесь не бывает. Даже по выходным. Теперь у нее появилась новая семья дома у Дейва. Она живет там, и у нее даже есть новые дети.
Я смотрю на него, грусть просачивается сквозь меня.
— Это не ее новая семья, — пытаюсь я в отчаянии объяснить ему. — Они бывают вместе только на выходных, и это дети Дейва, а не ее. Мы ее дети. Она просто проводит там сейчас много времени, потому что работает допоздна, а для нее опасно одной возвращаться домой посреди ночи.
У меня сердце бьется слишком часто. Как бы мне хотелось, чтобы Лочен был здесь и сказал то, что нужно. Я не знаю, как объяснить им это. Не знаю, как объяснить это себе.
— Тогда почему ее нет дома даже по выходным? — спрашивает Тиффин, его голос внезапно звучит резко от злости. — Почему она не отводит нас в школу и не забирает оттуда домой, когда у нее выходной?
— Потому что… — у меня дрожит голос. Я знаю, что мне нужно сейчас солгать. — Потому что сейчас она работает и по выходным, больше не берет отгулов в течение недели. Все это для того, чтобы заработать больше денег, чтобы купить нам хорошие вещи.
Тиффин одаривает меня долгим тяжелым взглядом, и я вижу подростка, каким он
станет через несколько лет.
— Ты лжешь, — говорит он низким голосом. — Все вы лжете. — Он вскакивает и убегает наверх.
Я сижу, парализованная от страха, чувства вины и ужаса. Я знаю, что должна пойти за ним наверх. Но что я могу сказать? Уилла тянет меня за рукав, требуя поиграть с ней, разговор, к счастью, прошел мимо ее ушей. Поэтому я дрожащей рукой собираю фишки и начинаю играть.
К концу дня я начинаю чувствовать, будто нахожусь во сне, медленно съезжая с катушек. Я не пытаюсь снова прикоснуться к Лочену. Я продолжаю твердить себе, что это временно — только до тех пор, пока все успокоится с Тиффином, он переключится на другие вещи и снова станет прежним. У него на это не уйдет много времени, но я знаю, что воспоминание по-прежнему существует вместе с сомнениями, болью и растерянностью. И этого достаточно, чтобы удержать меня от общения с Лоченом.
