— Вот так ты выглядишь очень соблазнительно, — притянув пленницу к себе, Рино присосался губами к её горлу.
Кристина вскрикнула, дернула головой — зубы Рино впились в её шею.
— Прежде, чем я перекушу сонную артерию и полакомлюсь твоей славянской кровью, скажи, сладкая птичка, а где наша маленькая игрушка? — Хищно блестя зубами, Рино выдыхал слова прямо в лицо Кристине. Она поняла, о чем идет речь и взмолилась о том, чтобы потерять сознание прежде, чем эта скотина навалится на нее.
— Где Голубой принц, идиотка?
— Что-о-о? — Удивление девушки было столь глубоким, что Рино счел его наигранным:
— Ты плохая актриса, бэби. И никудышная воровка.
Кристина лихорадочно вспоминала, где слышала это название.
— А! Вспомнила! Наследство Тичелли, то есть Гватичелли, которое перешло Рите? — обрадовалась она.
— Дальше, дальше, пропустим предисловие.
— Когда они поженятся с Вествудом, камень перейдет в собственность семьи. А потом наследнику мужского пола… Ведь отец лишил права наследования своего сына… Не помню, как его звали…
— Так ты утверждаешь, что камушек припрятан у красотки Риты Вествуд?
— Вествуд? Они уже поженились?
— Давным-давно. Поскольку невеста вынашивает трехмесячный живот.
Кристина молниеносно сообразила, что на злополучном балу во дворце Тинтури она требовала любви у женатого Элмера!
— Очнись! Я тебя еще, кажется, не очень помял. Будешь хитрить затянешь удовольствие. Я буду срывать с тебя по кусочку тряпки за каждый лживый ответ. А когда тряпки кончатся, примусь за кожу. Ты видела, как обдирают после охоты ещё тепле туши?
— Мне нечего скрывать. Клянусь, я не собираюсь врать, — пользуясь тем, что Рино отпустил её руки, Кристина инстинктивно зажала у горла широкий ворот шелковой блузки.
— У Риты фальшивка. Голубой ублюдок — стекло. Выходит, камень остался у тебя.
— Ради Бога, Рино, объясните, где он — и я отдам немедля. Мне не нужны чужие сокровища. Да и вообще… любые.
— Ты коммунистка? Против частной собственности? Тогда расскажи про подарки фирмы «Карат». Меня интересует, что с ними произошло после того, как вы с боссом покинули самолет. Если не ошибаюсь, саквояж для косметики и бижутерии несла в руке ты?
— Да, он был со мной в салоне самолета. Там лежал набор косметики, купленный синьором… синьором Руффо, и бижутерия «Карата» — колье и диадема. Пока мы ожидали багаж, я сидела в зале аэропорта, а синьор Строцци караулил чемоданы… — Кристина старалась точно припомнить свое первое прибытие в Рим.
— Значит, Руффо остался поджидать чемоданы, а ты ушла со своим саквояжем в другой зал?
— Нет, я сидела рядом и все время видела его… Мне было страшно потеряться в незнакомом городе. Руффо держал мой жакет и саквояж. Да, верно, там было жарко.
— А потом ты взяла свои вещи у него? — в голосе Рино звучало бешенство.
— Да. Одела жакет, взяла интересующую вас сумку и мы сели в машину.
Кристина не успела отпрянуть — молниеносным жестом Рино рванул рукав её блузки. Кусок шелка, затрещав, повис на нитках.
— Какую сумку ты взяла?! — он поднял руку, угрожающе сверкая глазами.
— Ту, что держал Руффо! — По щекам Кристины покатились слезы. Клянусь! У меня больше ничего не было…
— Кто ещё был с вами?
— Никого. То есть вокруг галдела огромная толпа и все время кто-то был рядом, но это — незнакомые люди… Хотя… — Кристина отчетливо представила спину незнакомца в светлом пиджаке, скрывающуюся в толчее. — Мне показалось… Лишь на секунду я увидела мужчину, высокого, кудрявого… Он быстро шел к выходу, а у него в руке была точно такая же сумка…Мне показалось странным. Может, их много таких?
— Хорошо. Вы приехали в отель и сумка осталась у тебя? — Белки Рино фосфорицировали — он едва сдерживал ярость.
— Конечно. Зачем Руффо женские вещи, — быстро пролепетала Кристина.
Затрещав, отлетел в сторону воротничок. Блузка упала, держась на одном рукаве. Кристина не носила бюстгальтера и теперь предстала перед своим мучителем полуобнаженной.
— Который раз я убеждаюсь в том, что ложь приносит пользу. Но не самому лжецу. Я вознагражден за твое упрямство. Так интересней беседовать. К тому же, когда ты замерзнешь, я начну тебя согревать, — мрачно предупредил Рино.
— Сумка осталась у меня! Я не могу придумать другого ответа, даже если вы начнете сдирать с меня кожу.
— И все это время «стекляшки» лежали в твоей комнатенке в «Палермо»?
— Да. Я использовала косметику, а бижутерию ни разу не надевала. Я же не работаю в цирке… Она слишком…
Нино с улыбкой нагнулся к ней и, схватив двумя руками пояс юбки, легко разорвал её пополам:
— Чемоданчик стоит в шкафу. Но футляра с бижутерией там нет. Куда ты его дела, стерва?
— Подарила. Вернее — отдала одному знакомому. — Кристина, прикрытая лишь тонкими колготками и трусиками, крепко стиснула колени.
Теперь она хоть что-то поняла про этого чудака Санту. Два бандита Рино и парень, назвавший себя Святым, охотятся за Голубым принцем, предполагая, что он спрятан в её бижутерии.
— С неделю назад… Точно — в прошлую субботу. Мой знакомый ждал меня в машине, а я вынесла ему сумку. Он взял только футляр и обещал вскоре вернуть украшения мне. А я сказала, что дарю их ему…
— Кому? Кто это был? — Рино крепко тряхнул её за плечи. Светлые волосы рассыпались, скрыв лицо девушки.
— Не знаю! — с ожесточением сквозь слезы выкрикнула Кристина. Я познакомилась с ним в ту же ночь на вилле Антонелли. Этот парень там пел. Он сказал, что зовут его Санта. Вернее, это прозвище, а имени он не назвал.
Рино поднялся и, взяв телефон, быстро заговорил на каком-то диалекте, в котором Кристине было понятно лишь слово «Санта» и ещё «скорее». Вернувшись к ней, он провел ладонью по обнаженной груди.
— Отлично. Сейчас ребята проверят твои слова. А поскольку я уже знаю, что это ложь… — Рино сбросил свой серебристый халат, представив обозрению могучее обнаженное тело.
Кристина не успела испугаться, как уже лежала на полу, на толстой меховой шкуре, подмятая возбужденным самцом. До сих пор она знала, что изнасилование — нечто ужасное и постыдное, чего следовало бояться пуще смерти. Кусаться, царапаться, вопить, бить ногами в пах нападающего… Из всех рекомендаций ей не удалось осуществить ни одной — распластанная под могучим телом, она лишь вскрикнула от боли, когда Рино яростно овладел ею. Но тут же, сжав зубы, перестала стонать, сообразив, что её муки ещё сильнее возбуждают звереющего мужчину. Нет, она не станет рыдать и молить о пощаде. Смирение жертвы не успокаивало насильника, он входил в раж, причиняя ей сильную боль. Это было практическое доказательство того, что физические данные мужчины — фактор вполне объективный. Одно дело быть изнасилованной пузатым Эдиком, и совсем другое — лежать под этим обвитым стальными мышцами гигантом, орудовавшим как тараном своим стальным жезлом.
