– Да, это здорово. Похоже, мне повезло, что удалось залучить тебя сюда хоть ненадолго.
Фанни бросила на него испытующий взгляд.
– Знаешь, Дэн, ты вовсе не обязан сидеть взаперти в своей одинокой келье. Можешь поехать со мной, если хочешь. В Нью-Йорке сейчас весело.
Наступило короткое неловкое молчание, которое Даниэль постарался сгладить, подобрав с дивана ее шубу и перчатки.
– Ты была права, как всегда. – Он подбросил новое полено в камин. – Ты была права насчет этого дома. Именно это мне и было нужно: хоть на время обрести собственный дом.
– Разве он тебе больше не нужен?
– Да нет, было бы неплохо пожить здесь еще немного.
– Тебе удалось хоть немного поработать?
– Немного, – ответил Даниэль. – Не так много, как я рассчитывал, но для начала и это не так уж плохо.
После обеда они долго сидели при свечах, допивая остатки вина. Фанни бросила на него долгий взгляд и внезапно поднялась из-за стола.
– Подожди здесь.
Она выскользнула из столовой, быстро поднялась на второй этаж, немного повозилась там и почти тотчас же снова спустилась к нему.
– Вот.
Оживленная, немного раскрасневшаяся, она опять села и толкнула к нему через стол небольшую коробочку в подарочной упаковке.
– Что это?
– Деловое предложение.
Его глаза загорелись.
– Теперь я действительно ощущаю Рождество!
Он нетерпеливо разорвал упаковку, обнаружил под ней маленькую коробочку и открыл ее. Внутри лежал литой золотой ключ.
Даниэль с любопытством взглянул на Фанни.
– Это для чего?
Она уже открыла было рот для ответа, но передумала.
– Допивай вино.
– Фанни, для чего этот ключ? И не надо играть в таинственность.
Фанни откинулась на стуле.
– Дэн, – сказала она тихо, – давно ты покинул Нью-Йорк?
– В сентябре исполнилось пять лет.
– И ты хотел бы вернуться, но считаешь, что это слишком рискованно. Так?
– Фанни, дорогая, сегодня сочельник. Честное слово, мне не хочется опять начинать этот спор.
– Ты же хотел узнать, для чего этот ключ?
Даниэль молча кивнул.
– Это ключ от входной двери в контору фирмы, которую Харпер и Стоун откроют на Мэдисон-авеню, если ты позволишь этому случиться.
– Фанни! Ты сняла помещение?
– Конечно, нет, – успокоила его Фанни. – Как я могла без твоего согласия? Вот почему на ключе нет нарезки. – Она помолчала. – Но я хотела бы, чтобы это случилось, и, мне кажется, это пошло бы тебе на пользу.
– Может, и так. Но практически это невозможно.
– Но почему, Дэн? – настойчиво спросила она. – Это безумие, чистейшее безумие – бояться Джо Бернарди. За пять лет любой гнев может утихнуть, даже гнев сицилийца. Ты стал на пять лет старше, изменил имя да и сам изменился. И ты сам говорил, что практически не встречался с Бернарди лично.
– Я регулярно встречался с его доверенными лицами. Они могли бы меня узнать.
– Доверенные лица меняются, увольняются. Я твой друг, а не только партнер, и я знаю, что ты и Манхэттен созданы друг для друга.
Даниэль взял золотой ключик и взвесил его на ладони, борясь с искушением.
– Дэн?
Закусив губу, он спрятал ключ обратно в вату и закрыл коробочку.
– Сделай кое-что для меня, Фанни.
Ее лицо загорелось.
– Все, что угодно.
– Прекрати это. Хотя бы сейчас.
– Сейчас? То есть на время?
Он кивнул.
– Я счастлив здесь, Фанни.
– Ты не счастлив, Дэн. Нельзя сказать, что ты безумно страдаешь, но и счастливым тебя назвать нельзя. – Она вздохнула. – Оставь ключ у себя, Дэн. Когда будешь готов, дай мне знать. Сама я больше об этом не заговорю. Но я буду надеяться, что ты передумаешь, пока еще не поздно.
– Тебя послушать, так я просто древний старик.
– У тебя большие возможности, Дэн, – улыбнулась Фанни, – но тебе никогда не реализовать их в Европе. Добиться своей главной цели ты сможешь только в Америке.
Даниэль невесело рассмеялся.
– Ты меня переоцениваешь, Фанни. Здесь у меня есть все, что мне нужно. И разве нам мало того успеха, которого мы уже успели достичь?
Фанни сердито оттолкнула свой стул и встала.
– Ну почему я должна тащить тебя по жизни за волосы? – Она заходила взад-вперед по паркетному полу. – У тебя есть храбрость, Дэн, но каждый раз кто-то должен тебя подтолкнуть, чтобы ты поднял задницу и начал действовать. Те мальчики, что вытащили тебя из лагеря, Алессандро… он, похоже, остановил тебя в ту самую минуту, когда ты уже готов был сдаться. Потом твой друг Мишель, который перетащил тебя в Штаты… А теперь мне, видимо, придется повторить этот подвиг.
Уязвленный правдой, Даниэль вспыхнул.
– Ты же мне обещала, что больше не будешь об этом!
– Обещала. – Она подошла к двери и рывком распахнула ее. – Я об этом больше не упомяну, Дэн. Я просто оставлю тебя отсиживаться в этой норке!
– Фанни! – Он вскочил на ноги. – Фанни, не уходи.
– Я просто иду спать. Не думаю, что нам имеет смысл продолжать этот разговор.
– Возможно, ты права, Фанни. Постарайся понять, что впервые за долгое время я почувствовал себя в безопасности и мне не хочется расставаться с этим чувством.
– Я понимаю, Дэн. Я действительно понимаю больше, чем ты думаешь. – Фанни печально улыбнулась. – Но ты ошибаешься, если думаешь, что здесь ты в большей безопасности, чем где бы то ни было. Наши проблемы, наши ошибки следуют за нами по пятам и находят нас повсюду.
Прошло еще три месяца, прежде чем справедливость слов Фанни дошла до него в полной мере.
После Рождества он вновь начал писать, да так успешно, что его работа вполне удовлетворила господ Лорана и Фурне, хотя сам Даниэль прекрасно понимал, что его стиль лишился прежнего блеска. Но пока дом на Монпелье-Уок служил ему защитным коконом, он был уверен, что лучше Лондона для него нет места на земле.
Пока однажды, в первую неделю апреля, он не встретил Натали Брессон.
Он собирался на встречу за ленчем в отеле «Уэстбери», но вышел из дому задолго до назначенного часа и не спеша прогуливался по Бонд-стрит. Погода стояла необычайно мягкая и сухая для начала апреля, Даниэль с праздным любопытством разглядывал в витрине магазина подарков «Асприз» шахматный набор из слоновой кости и черного дерева, когда позади него у тротуара остановилось дребезжащее такси. Он оглянулся через плечо и увидел, как из такси выходит Натали. Она расплатилась с шофером, повернулась, и ее взгляд упал прямо на Даниэля.
В первую секунду его поразила застывшая, но полная скрытого напряжения красота, он даже успел подумать, что именно такой должна была стать Натали с годами. Прелесть игривого котенка, некогда пленившая его мальчишеское воображение, пятнадцать лет спустя сменилась блеском утонченной элегантности. На ней была мягкая черная шляпа с опущенными полями, украшенная серым страусовым пером, черный в белую полоску кашемировый костюм, серые шелковые чулки и черные лакированные туфельки. На лице сохранилось прежнее вызывающее выражение, его линии были столь же заострены и четко очерчены, как когда-то, но глаза напоминали скорее лисицу, а не серну.
