— Нужно будет подобрать для тебя образ, сделать фотографии. — его тонкие пальцы коснулись моих волос, поднимая прядь, отчего я задержала дыхание. Стало очень страшно. Хотя, всегда было страшно. Он стоял надо мной, пристально наблюдая за тем, как я ем. Я не понимала его мотивов, да и куда мне их понять, но знать хотелось. К черту приличия.
— Расскажешь, зачем? — я перестала есть, задавая вопрос, но поднять на него взгляд мне не хватило сил. Руки предательски тряслись, особенно, когда я держала ложку. Пришлось положить ее в тарелку, чтобы не выдавать свой страх настолько.
— Ты должна доесть. — его голос стал резко грубим, с металлическими нотками, что словно иголки вводились в мозг. Я сразу же взяла ложку в руки и начала доедать остатки своего супа с куском хлеба. — А после мы поговорим. — а на этой фразе его голос снова стал бархатистым и глубоким, видимо, оценил. Хорошо.
Когда же я покончила с завтраком, он погладил меня по голове, едва касаясь пальцами, но было так мерзко, что захотелось избавить желудок от всего завтрака. Его обращение ко мне… постоянно возвращает меня в чертов приют, в тот период, который сделал меня мной, но который мне так хотелось забыть.
Я попала туда после смерти моей матери, ведь она тяжело болела. Моя жизнь не была сказкой, она изначально была тяжелой. И это подкосило меня. Я всегда старалась быть идеальной: много работала, старалась учиться, быть лучшей дочерью для матери, потому что безумно ее любила. Делала для нее все. Но как мне аукнулось мое ангельское воспитание в приюте? Меня избили за то, что я была дружелюбна и мила, за то, что мне дали чертову конфетку за хорошее поведение. Конечно же, ее у меня отобрали. Я правда старалась держаться, быть тем правильным ребенком, которым меня воспитала мама, но, на самом деле, ее смерть привнесла темноту в мою жизнь. Для кого мне было быть хорошей? Зачем это все? Мне нужно выживать! Пришлось использовать остроту ума и хитрость, чтобы больше никогда не испытывать то унижение, когда меня оскорбляли прямо в лицо. Первый опыт воровства, первое поведение змеи. Мне было всего шестнадцать. Я просто хотела жить… И я ненавидела ту пору. Мне было стыдно делать многие вещи, чтобы держать планку. Но я старалась быть справедливой. Только не всегда мне это удавалось.
А теперь, сидя тут, я словно вернулась в свое детство. Меня также могли запереть в комнате, когда я еще не отрастила острые зубки. Меня могли также высокомерно поощрить, считая, что будто дают не конфету, а кусок хлеба умирающему. Это все мерзко. И давило еще сильнее грузом, который, увы, мне было невозможно нести.
Глава 17.4
Через какое-то время, когда после завтрака осталось лишь послевкусие мерзости, а он растворился, забирая поднос, я продолжила сидеть на стуле, пытаясь избавить мысли от всего того, что успело всплыть в моем сознании. Время для меня перестало существовать. То ли они текло как песок сквозь пальцы, ускользая от меня, то ли тянулось так медленно, что я могла бы его потрогать. Запуталась, а потому и думать становилось тяжелее. Хорошо хоть, что за завтраком он сказал мне который час. А теперь, спустя какое-то время, я пропала в своих мыслях, потому что больше делать мне было нечего. Какой у меня может быть план? Хорошо, он заходит ко мне спокойно в камеру и не закрывает дверь на ключ — значит, доверяет. Но что с того? Я худая слабая девушка, что я смогу сделать против сильного мужчины, да еще и полицейского. Он сразу поймает меня и обезвредит, начав избивать, отчего я потеряю силы, которые мне понадобятся, чтобы сбежать в реально подходящий момент. Не выгодно, очень глупо. Мне нужно его доверие почти на все сто процентов, чтобы что-то сделать. Но что?..
Мне нечем его ударить, кроме как стулом, но пока я замахнусь, он меня десять раз ударит. Ножей нет, ничего нет. Замок я не взломаю. Я просто… ничего не могу сделать! Я ударила по столу кулаком, отчего боль пронзила косточки. Злость обуяла меня из-за беспомощности, которую я ненавидела. Что мне сделать? Как спастись?
Но продолжить строить планы по собственному спасению у меня не получилось, потому как я вздрогнула от мешка, который свалился сверху, а потом за мешком начал спускаться и маньяк. По звуку, с которым упал этот мешок, там были, вроде, не такие опасные вещи. Это должно радовать, наверное, но я сейчас слишком злилась. Главное, чтобы мне боком это не вышло, придется выдохнуть.
— Ты красивая. И я люблю, когда у меня есть время выбрать одежду, в которой тебя найдут, создать образ. К тому же, ты и сама часто этим занимаешься. — снова улыбка, а после он стал аккуратно доставать вещи из мешка, раскладывая их по кучкам… очень аккуратно, даже слишком.
— Ты будешь меня наряжать, как куклу? — спросила я, наблюдая за ним.
— Да. Ты против? — нотка стали в голосе.
— Нет, ты можешь делать все, что захочешь. Я все равно умру. Кстати, как скоро? — нужно начинать задавать вопросы, иначе зачем это все вообще?
— Я люблю, когда все идеально. Для этого нужно время. А у нас оно есть, так что не торопись. Этот день у тебя еще есть. — он не отвлекался, медленно разбирая вещи. Я заметила там парики, яркие платья и туфли в тон. Целые комплекты одежды, чтобы я была его идеальным предметом искусства, когда умру. Ну, я хотя бы буду красивой…
— Ты обещал рассказать мне все… — было трудно говорить это, потому как я боялась перегнуть палку и сразу получить пулю в лоб, хотя, ему же нужна красота… будет бить в живот.
— Элайза. — снова твердость голоса. Он даже остановился, переводя на меня взгляд. Стало страшно. — Ты очень умна. И я понимаю твой интерес. Ты делаешь все правильно, а потому я могу поделиться с тобой всем. Думаю, ты оценишь этот жест. — снова улыбка. Все же, я была права, сказав ту фразу. Ему самому хочется поделиться, ведь его гений никто не признает, а для таких как он — это очень важно. Что ж, я отлично сыграю эту роль.
— А другим девушкам ты… рассказывал? — задала вопрос, поймав его взгляд. Уже не страшно оступиться.
— Они были слишком глупы, чтобы понять. Много кричали, сопротивлялись. Я не терплю такое поведение. — он в презрении исказил губы. Эстет, что тут еще сказать. — Но ты идеальна. И я рад, что все так вышло. Признаюсь, я даже не мог долго терпеть. Мне хотелось скорее получить тебя в свою коллекцию. Тобой я буду гордиться. — мне должно было быть приятно после этих слов? Или что я должна чувствовать, когда тебя выделяет маньяк среди своих жертв?
— А как все вышло?… Почему ты выбрал меня? — интересные факты вылезали наружу. По сути, я могу узнать абсолютно все, ведь он полностью уверен, что я не сбегу, что меня не спасут. И он прав… но я продолжаю верить, потому что в одном он прав — я очень умна.
Он опустил взгляд, складывая какую-то кофту в последнюю стопку вещей, не сразу начиная говорить. Повисла тишина, в которой слышался лишь стук его каблуков по дереву. Он поднял вещи из первой стопки, поставил наверх туфли и протянул мне. Я быстро поднялась, принимая. Видимо, мне нужно надеть это… Было все еще мерзко. Пришлось раздеваться перед ним. Меня бы успокаивал тот факт, что я лишь кукла, но все равно было неприятно. Я стала стягивать свою куртку, пижаму, примеряя тот образ, что он для меня подобрал.
— Потому что я увидел тебя второй раз со Стоуном. Ты тщательно скрывала внешность, так умело меняла образы, что почти смогла меня обхитрить, но твое лицо я бы запомнил даже с усами. — когда я услышала про Стоуна, то замерла. На мгновение, стараясь не выдавать себя, но сердце стало биться очень быстро. А его ухмылка и пристальный взгляд на то, как я надеваю одежду, которую он мне дал, вынуждали мое сердце биться еще быстрее. Это было безумно глупое розовое платье в стиле принцессы. Не детское, но все равно безумно глупое. Юбка-пачка, кружевной верх и туфли на огромном каблуке.
— Почему… — начала я, поворачиваясь к нему, приглаживая платье.
— Потому что она выбрала его. — что? Он не дал мне договорить. Как он понял, о чем я спрашиваю? Я замерла, проматывая мысли в голове. Его слова повергли меня в ступор. Он понял, о чем я спрашиваю, так сразу, так умело. Но, подождите… Так все из-за… любви? Неужели? Все так просто?
