Нет больше таких, как Леван.
Раз, два, три, четыре, пять…
Первым входит Леван, следом – мужчина, они останавливаются, дезориентированы моим отсутствием. Размахиваюсь и втыкаю ножницы куда-то под лопатку мужчине.
Все происходит настолько быстро, что я теряю ориентацию, ноги подкашиваются.
Как в замедленной съёмке, мужчина рычит, хрипит, Леван резко оборачивается и выбивает у него из рук ствол. Оружие отлетает и с грохотом приземляется на пол. Следом за пистолетом Леван валит на пол нападающего. Завязывается борьба. Кровь брызжет, и я уже не понимаю, чья она. Зажимаю рот рукой, вжимаясь в стену, пытаясь устоять на ногах. В глаза бросается пистолет, он совсем рядом, и я беру себя в руки, отталкиваюсь от стены и хватаю оружие. Я даже держать его не умею, я оружие видела только у охраны Тараса. Сжимаю его двумя руками и навожу на мужика.
Я выстрелю! Выстрелю, есть придётся!
Слава богу, не приходится, Леван справляется сам, заламывая руки нападающему за спину, втыкая его мордой в кафельный пол.
Удар в затылок – и мужчина обмякает, прекращая дергаться и хрипеть.
Леван падает на пол рядом, переворачивается на спину и глубоко дышит, сам весь бледный, с испариной на лбу.
— Ты его убил? — собственный голос слышится, как из-под воды.
Леван поворачивает голову ко мне, медленно поднимется на ноги, а я смотрю на его окровавленную штанину. Он хочет сесть рядом со мной, но простреленная нога подкашивается. Он заваливается на стену, сползая по ней ко мне.
— Яночка, опусти пистолет, — шепчет он мне, хватается за дуло и забирает у меня оружие. Я, оказывается, все это время держала пистолет, направляя на нападающего. Руки не слушаются, но я разжимаю пальцы и отдаю оружие. Леван берет меня за руку, переплетает наши пальцы и сжимает, откидываясь головой на стену и прикрывая глаза. — Прости, — хрипло шепчет мне. — Я должен был все просчитать. Я не должен был вас оставлять.
Мотаю головой, не понимая, за что он просит его простить.
— Если бы не я, ничего бы этого не произошло, — шепчу ему в ответ. — Зачем я тебе такая?
— Чтобы я больше этого не слышал! — рычит Леван, крепче сжимая мою руку, а другой вынимает телефон. Набирает номер и вызывает полицию и скорую помощь.
— Боже, твоя нога! Ты столько крови потерял! — адреналин выплёскивается в кровь, первый шок отпускает, и я соскакиваю с места и несусь на кухню.
— Яна! — зовет меня Леван, но я уже лихорадочно выворачиваю аптечку. Хватаю все, что вижу: перекись, бинт, эластичный бинт. Бегу назад, не чувствуя усталости и страха. Падаю рядом с ним на колени, наплевав, что, возможно, рядом с нами лежит труп.
— Ты как? — дрожащими руками закатываю его брюки.
— Все хорошо, — выдыхает он. Такой слабый, бледный, испарина над губами и на лбу.
— Ничего не хорошо, — голос дрожит. — Ой, — всхлипываю от вида простреленного колена.
— Яна, успокойся, жить буду.
— Конечно, будешь! Обязательно будешь. Иначе… — не договариваю, лью перекись на его рану. Пытаюсь распаковать бинт, но руки не слушаются, и я рву упаковку зубами.
— Иначе что? — пытается усмехнуться.
— Иначе жить не буду я! — кричу на него, чтобы не смеялся.
— Почему? — спрашивает он и улыбается. Весь бледный, слабый и улыбается, прикрывая глаза.
— Потому что люблю тебя! — выкрикиваю с какой-то злостью. Накладываю тампон из бинта и сильно стягиваю эластичным, пытаясь остановить кровотечение.
— Ну теперь я просто обязан выжить, если меня любит моя женщина.
— Конечно, обязан! — туже стягиваю бинт, и Леван морщится, но снова вымученно улыбается. — Ну что ты смеешься?!
Беру остатки бинта и промокаю пот на его лбу.
— Открой глаза и говори со мной! Немедленно! — требую.
Его темные глаза распахиваются и смотрят на меня внимательно.
— Что говорить полиции?
— Все…
— Что значит «все»? А если он умер?
— Нет, дышит. Говори правду: мы оборонялись.
— Хорошо, — киваю. — Леван… — у самой трясутся губы, глаза снова наполняются слезами.
— Иди сюда, моя девочка, — тянет меня к себе, обнимает, медленно поглаживая по волосам. — Все хорошо. Дыши глубже. Все прошло. Ты молодец, помогла мне. Ты у меня умница. Ты все сделала правильно. Прекрати нервничать и волноваться. Ты беременна, думай о нашем сыне, — шепчет он мне. — Приедут полиция и скорая, не паникуй, сразу скажи, что ты беременна, пусть и тебя посмотрят. С полицией говори уверенно. Хорошо?
— Хорошо, — киваю головой, обливая его рубашку слезами.
— Люблю тебя, моя королева. Мне кажется, я уже тогда, в клубе, в нашу первую встречу понял, что ты моя. Меня словно током шарахнуло, нехило так, в двести двадцать, через все тело, и пробило в сердце. Помнишь?
— Конечно, помню. Я хорошо тебя запомнила.
— А говорила, не помнишь, — усмехается он.
— Специально говорила, чтобы ты отстал от меня.
— Хорошо, что не отстал.
— Хорошо, — обнимаю его крепче, слыша, как раздаётся звонок в домофон…
Леван
Самолет приземляется, и мне не терпится. Толпа неспешно продвигается к выходу из самолёта. Нервничаю. Почему все такие нерасторопные? Месяц всего, а мне кажется, я вечность не видел жену и детей. Эмин отправил меня в Турцию, нужно было решить там несколько проблем. Всего месяц. Оказалось, это чертовски долго. Я уже на стены лезу от тоски.
Спускаюсь с трапа, колено ноет. После ранения это теперь хроника. Чудо, что я вообще могу сгибать ногу. Как напоминание о том дне, мне осталась боль. Я к ней привык, и всегда можно поставить блокаду. Включаю телефон, уже почти полночь. Яна не знает о моем возвращении. Это сюрприз. Я и сам не знал, что сорвусь раньше, но перед отлетом предупреждать не стал. Хочется почувствовать ее эмоции при встрече. Пиз**ц как хочется…
Стискиваю зубы, иду вперед за багажом. Пока жду чемодан на конвейере, звонит Эмин.
Что же ему не спится? Не отвечаю, отключая звук, прячу телефон в кармане. Все подождёт до завтра. Я хочу домой. Я дико соскучился. Даже не подозревал, что могу так скучать. Телефон, видеосвязь – это все не то. Все равно что смотреть на еду, но не иметь возможности съесть. А я пиз**ц какой голодный.