Я снова и снова, с каждым поцелуем, с каждым движением, с каждой секундой в объятиях этих мужчин понимала, что они идеальны для меня. Наше трио — это полная гармония и стопроцентное соответствие.
Мне не было страшно, когда Алекс попросил меня наклониться, прогнуться и вошел, заставляя стонать и охать от тесноты и наполненности. Мне не было больно, когда он потянул меня назад, заставляя выпрямиться и прижаться спиной к его груди. Он, как у двери, взял меня под коленом, приподнял ногу, открывая себе и Дани идеальны доступ. Алекс начал двигаться, а Дани смотрел, легонько поглаживая мой клитор, шепча, какая я красивая и горячая.
Его пальцы погрузились внутрь, и я знала, что он чувствует движения члена Алекса через тонкую стенку внутри меня.
— Дани, пожалуйста, — позвала я, умирая от желания снова получить их обоих.
— Сейчас, керида, сейчас.
В этот раз я дольше была в сознании, дольше оставалась в разуме, дольше могла оттягивать разрядку, которая, правда, неминуемо наползала, заволакивая все вокруг туманом бессознательного, густого наслаждения.
Я отдалась им снова, полностью доверилась, подарила свое тело и душу двум потрясающим мужчинам. Я любила их по отдельности, но это чувство становилось сильнее, когда мы были все вместе.
Умножать, а не делить.
Теперь я более чем понимала слова Алекса.
Кажется, я снова была где-то далеко, где слышала шепот:
— Тe quiero.
— I love you. ***
И сама отвечала.
— Люблю. Я люблю.
* Сеньерита, вы не можете продолжать после гонга. Битва окончена
** Все в порядке, сеньор
*** Тe quiero. I love you — (исп. англ.) — Я люблю тебя
Алекс
Я проснулся рядом с Аней рано утром. Необъяснимая тревога сжала сердце. Но ведь она здесь, все в порядке.
Только вот Даниэля не было рядом. Я взглянул на часы — шесть утра. Что подняло его так рано? Он, конечно, не соня, но вставал всегда около девяти.
Поцеловав Энни в лоб, я накрыл ее простыней и встал.
По пути на кухню я не мог не вспоминать все, что вчера произошло. Она дважды сделала меня отчаянно счастливым. Нас обоих. Я никогда не чувствовал ничего подобного к женщине и не получал такого удовольствия от секса втроем. Но Энни… Она была особенной, и секс с ней был особенным. И жизнь. Даже старинная нерушимая дружба с Даном стала для меня еще более особенной, чем до встречи с этой невероятной девушкой.
Все было прекрасно, если бы не одно… Расставание. Почему-то именно сейчас я ощутил, что оно близко. Сердце сжалось, и я зажмурился, отгоняя минорную паранойю. Я запретил себе думать о будущем, хотя вот же оно, на пороге вместе с новым днем.
Даниэль сидел на кухне, крутил чашку с кофе в руках. Он выглядел так, словно не спал всю ночь.
Я отключился, едва мы вышли из душевой, а Аня по-моему уже спала, пока мы вдвоем мыли ее тело и волосы после невероятного второго раунда.
— Дан, ты в порядке?
Я тронул его за плечо, и он вздрогнул, поднял на меня красные от недосыпа глаза.
— Она уедет, Алекс.
— Да, наверно, но… — начал я, но Даниэль перебил.
— Ты не понимаешь. Она сегодня уедет. Я залез к ней в ноут. Заказан билет до Мадрида.
— Что? — я ушам своим не верил. — Даниэль, это же… Как ты мог?
— Мог, Алекс. Услышал, как она договаривается о встрече и работе в Лондоне, но не хотел верить. А история браузера вещь полезная. Аня уезжает сегодня и ничего нам не сказала.
Я потер глаза пальцами. Вот тебе и паранойя. Не очень приятно наткнуться на то, что минуту назад выставил за дверь как неудобную догадку.
В глазах Даниэля я видел отражение собственных чувств. Обида, боль, страх. Я боялся отпустить Энни. Стало сразу пусто и горько. Почему она не сказала?
— Почему она не сказала? — озвучил я последнюю мысль.
— Я не знаю, Алекс. Я все это время ждал, но она молчала. Ты не заметил? Все что мы делали, что она позволяла нам делать — это же гребаное прощание. Она словно пустилась во все тяжкие прежде, чем оборвать концы.
— Твою мать, ты прав.
Я опустился на стул, с ужасом понимая, что мой друг оказался намного дальновиднее меня в этом вопросе. Я вообще ни о чем не думал последние две недели, только трахался, как будто член на днях грозил отвалиться. Словно надышаться перед смертью пытался. И вот.
Я ненавидел себя за то, что собирался сказать, но губы уже сами говорили
— Мы должны уважать ее решение, Дан. Энни, она…
— Что? — заорал он. — То есть ты готов отпустить ее? Вот так просто? Серьезно?
— Нет, но…
— Алекс, не будь тупым бревном без чувств и слабостей, убери этот дебильный поучительный тон и признай, твою мать, что любишь ее.
— Я люблю, Дан, — просто ответил я. — Но ведь ты тоже.
— Я тоже люблю, — ответил Даниэль уже тише. — И мы должны быть вместе.
— Ты сам себя слышишь, бро? Мы уже были. И, похоже, на этом все должно закончиться. Разве может быть иначе?
— А разве нет? Хочешь сказать, ты просто отвезешь ее сегодня на вокзал, подашь чемодан и помашешь рукой?
Я понимал, разумеется, понимал, что Дан описывает мой личный ад, но разум упрямо твердил, что это правильно.
— Если Энни… — я запнулся. — Если Анна приняла решение…
— О, заткнись. Даже слышать ничего не хочу, — всплеснул он руками и разразился быстрым потоком испанских слов, смысл которых я не улавливал из-за собственных нервов и сбивчивой речи Даниэля.
— А что ты предлагаешь, Дан? Запереть ее в подвале? Никуда не пускать? Нам ведь тоже скоро возвращаться в Америку. Тогда мы сами выкинем Анну на улицу? У тебя есть план, бро? Давай! Просвети. Только без общих фраз.
— Да, я бы тоже послушала, — услышал я голос Энни за спиной.
Обернувшись, я увидел ее и… Кажется, был заранее согласен со всеми безумиями, которые хотел предложить Даниэль.
Энни стояла на лестнице, в майке Дани, которая доходила ей почти до колен и соблазнительно открывала грудь. Я не хотел ни на минуту отпускать эту красоту из своей постели, своего дома, своей жизни. Только вот дом мой был далеко, а жизнь не так проста, чтобы взять и решить быть вместе навсегда. Да еще и втроем.
— Скажи, Дани, — повторила Энни с легким нажимом. — Поведай свой план. Раз уж ты так ловко порылся в
