помаду. По крайней мере, мама немного смахнула пыль. Мои награды всё ещё висели на стене. Плакат с изображением Майли Сайрус на разрушающем шаре, ударяющемся о кучу миньонов, висел над кроватью, напоминая мне о мелочах, которые я находила комичными. Шторы были отдёрнуты, пропуская свет в комнату. И хотя это, возможно, должно было чувствоваться прекрасно — сидеть на кровати, которую любила, в комнате, в которой я жила большую часть своей жизни — мне было грустно. Грустно от того, что при виде окружения всё казалось прежним, только не я сама. Я совсем не была той, что раньше.
Я поднялась и прошлась по комнате, вспоминая о мелочах. Вот моё зеркало в полный рост: я практиковала перед ним свои речи. Часто это были разговоры, которые я просто придумала, которых никогда бы не случилось. Большинство, конечно, с Ригли. Кое-какие с девчонками, которых я терпеть не могла.
Я прикоснулась к прохладному стеклу, прежде чем перейти к комоду, на котором всё ещё стояли мои лаки для ногтей. Я раздумывала, какой оттенок выбрать, и какой наряд будет ему соответствовать, в надежде, что Ригли заметит и похвалит меня за мой превосходный вкус.
Затем взгляд упал на шкаф, где хранилась моя небольшая коллекция бейсбольных мячей. Я открыла дверцу и заглянула внутрь, чтобы просто проверить. Да, коробка все ещё была там. Любой, кто нашел бы ее, подумал, что у меня просто была коробка с бейсбольными мячами.
Но это было не так.
Это были мячи, с которыми Ригли тренировался и после забывал забрать. Я ходила на поле и подбирала их на протяжении многих лет. Их было не так много, всего девять, но я любила каждый из них. Очень девчачья и глупая вещь, но для меня это было важно.
Моя влюблённость.
Взглянув на них и их изношенную кожу, я не ощутила того же, что раньше.
Почему? Почему я чувствовала себя столь иначе?
И почему ощущала себя чужой в своём собственном доме?
Это всё ещё был мой дом, и я знала, что, если мне когда-нибудь понадобится, я всегда смогу вернуться и жить тут. Но я начала задаваться вопросом, не заставляет ли колледж меня взрослеть раньше, чем я предполагала. Или, может быть, всё из-за отношений, которые возникли у нас с соседом по улице. Он менял меня. Я узнала, что моя влюблённость была сумасшедшей, и провела годы, тоскуя по парню, который, вероятно, не заметил бы меня в этом смысле, пока не увидел позже. Всё происходило тогда, когда должно было произойти. Это была не судьба, а реальность.
Я взрослела и росла. Мне не нужно было коллекционировать старые бейсбольные мячи и красить ногти из ложной надежды.
Прихватив коробку, я спустилась по лестнице, мама заметила меня, когда я добралась до нижней ступеньки.
— Эй, что там у тебя?
Она чистила целый мешок картошки.
— Хочу выбросить немного хлама.
Мама кивнула.
— Что это?
Я взглянула вниз и улыбнулась.
— Просто вещи, которые мне больше не нужны.
— Ладно. Когда закончишь, не против помочь мне приготовить запеканку из бобов?
— Конечно.
Следующие два часа мы с мамой болтали без умолку. Она хотела знать каждую деталь о колледже и о том, как у меня обстояли дела на самом деле. Я засмеялась и сказала, что она уже всё это знает. Словно мы не разговаривали несколько раз в неделю. Для неё это не имело значения, она рвалась услышать «новые» новости.
— А как насчёт парней? Кто-нибудь уже привлёк твоё внимание?
Я накрывала на стол и уронила вилку на обеденную тарелку.
— Парни?
Она посмотрела на меня скептически.
— Да. Ну, ты знаешь, мужчины? Противоположный пол?
— Секс? (прим. пер.: игра слов в оригинале, пол и секс на английском звучат одинаково — sex).
Я кашлянула.
Соберись, Хэдли.
— Я имею в виду, нет. Никаких парней. В моём художественном классе есть один интересный, но я даже не знаю его имени. Мы сидим слишком далеко друг от друга, чтобы вести разговор, а урок состоит в основном из слайдов.
Я лгала прямо сквозь зубы. Интересно, рассказывал ли Ригли о нас своим родителям, и упоминала ли Донна что-нибудь моей маме? Не потому ли она спрашивала?
— Ну, разве ты не можешь поймать его вне класса или что-то в этом роде? Ты же не стесняшка, Хэдли.
— Мама, я не собираюсь преследовать парня, как сталкер. Я имею в виду, что мне сделать, подойти к нему и сказать: «Привет, моё имя Хэдли Мартен. А твоё?». Кажется немного примитивным.
Она закатила глаза.
— Ну, было бы смешно, если б ты сделала это в таком тоне. Но не вижу причин, по которым ты не можешь подойти к кому-то и представиться. Кто знает, потенциально он может быть любовью всей твоей жизни.
Я засмеялась.
— Мама, это не эпизод «Дней нашей жизни». Был ли у меня когда-нибудь парень в старшей школе?
— Нет, но это потому, что ты всегда была без ума от Ригли Брукса.
Мои глаза расширились, и я споткнулась, возвращаясь на кухню.
— Как ты узнала?
Она бросила на меня свой мамин взгляд. Знаете, такой, который как бы говорит «Я все знаю».
— Ты это спрашиваешь всерьёз? Дорогая, ты, возможно, никогда не приходила и прямо не говорила своему отцу или мне, что он тебе нравится, но это было довольно очевидно, когда ты просила пойти на каждый из его бейсбольных матчей… и носила футболку с его номером.
Я надменно убрала волосы с лица.
— И мне было десять лет, мама.
Её брови взметнулись вверх.
— Мама, вот как? Ну, просто знай, что мама знает всё.
Возможно, это была правда, но, похоже, она была не в курсе, что сейчас я встречалась с тем самым парнем, в которого втрескалась ещё в десять лет.
— Итак, ты видела Ригли в кампусе?
Я прошла мимо неё, проверила таймер на духовке и готовность запеканки. Оставалось ещё десять минут.
— Кого? О, нет. Наш кампус слишком большой. Я и не думала, что увижу его в любом случае.
Теперь я нагло врала, и для этого не было абсолютно никаких оснований. Как и словесный понос. Стоило ему начаться, и я не могла его уже остановить. Поэтому я продолжала лгать.
— Кажется, я видела его однажды, но, честно сказать, мы никогда не разговаривали в школе, поэтому у нас нет причин говорить и в колледже. Понимаешь?
Снова этот мамин косой взгляд.
— Хорошо, как скажешь.
— Дамы, дамы, что же мои две любимые девушки готовят?
Мой папа зашёл на
