как я смотрю на свои руки и усмехаюсь. Обгоревшие, кожа кусками отваливается, а мне не больно. Я не чувствую ни хрена уже. Дыра одна только в груди. Без нее. Без Аси моей.
— Отвали. Не трогайте меня!
Отталкиваю дока, который ошарашенно смотрит на меня причитая, но похоже, Виктор не унимается. Он усаживает меня обратно и с помощью еще трех охранников они все же вытаскивают пулю из плеча, наносят какую-то хрень мне на руки и накладывают тугую повязку.
— Скажи, кто…Кто, сука, гранату подложил?
— Люди Булата. Они просчитали, что ты Амели будешь вывозить. Булат пошел ва-банк. Он знал, что ты его завалишь. Вероятно хотел, чтобы если не ему, то никому девочка не досталась.
Чеканит Виктор строго, благодарит врача, а я на пол сползаю, хватаясь за голову. Руки дрожат. Я задыхаюсь просто.
— Кто из людей Булата остался? Кого я должен зарезать за это? Кого?!
— Никого. Я думал, что те трое уйдут, но ты догнал и их. Их было больше. Восемнадцать человек положили. Нет больше хвоста. Заметаем сейчас следы, но жить здесь тебе больше нельзя. Вставай. Я знаю, они тебе дороги были…
— Выйди…
Хриплю, тяжело дыша. Грудь рвет на куски просто. Я снова потерял их. Тех, кого любил, снова потерял!
— Тимур, спокойно. Ты себя угробишь так. Успокойся.
— Пошел вон, я сказал! Воон!!!
Реву на него раненым зверем и наконец, я остаюсь один. В своем огромном доме, при бабле, статусе, власти, я снова один на всем белом свете.
Моя нежная девочка, единственная, которая когда-то любила меня, и та оставила меня. И детей забрала. Обоих. Дочь, которую я даже не узнал толком и сына, только начавшего нормально спать после потери родного отца.
На улице быстро темнеет, а я подняться не могу. Чувствительность в руках уже проявляется и отдается адской болью прямо в мозг, но это все неважно. Ничто теперь не важно…без нее. Невинная. Мой мотылек, моя нежная талантливая девочка. Я прикрываю глаза и вспоминаю нашу первую встречу. Какая она была красивая, нет просто идеальная. Ася всегда такой была для меня. Лучшей, самой нежной, самой ласковой и желанной. Ася улыбалась мне тогда со сцены, а я уже хотел ее убить. Она играла талантливо, а я мечтал зарыть ее поглубже.
Ненависть. Она в итоге сожрала меня, тогда как мотылек даже несмотря на ненависть меня полюбила. Чистой ласковой любовью. Она летела ко мне искренне и в итоге сгорела. От моей руки, от моей, блядь, ненависти погибла эта девочка невинная!
Я вспоминаю страх, а после настоящий дикий ужас в ее глазах. Как я брал ее впервые. Как одичалый зверь, делая больно намеренно, упиваясь ее слезами и своей похотью. Как Ася потом боялась меня долго, месяцами, блядь…Как шею себе раздирала, сидя на цепи, как я ошейник ей одевал, а она задыхалась от него. Плакала.
Еще тогда…тогда мне надо было убить себя. Чтобы она не страдала. А я что делал? Верил Булату. Как родному отцу верил, словно щенок, доверял ему свою жизнь, которую он же и порезал на куски.
За окном начинает моросить дождь. На часах три ночи, а я глаз сомкнуть не могу. Кажется, только сейчас я полностью понимаю, что она была права. Эта чистая девочка всегда была права.
Я чудовище. Хуже меня просто нет. Я руку тогда ей на казни порезал и в яму бросил, ее живьем закопали, а она даже тогда пришла ко мне! Хотела быть со мной. Дурочка молодая. Глупая наивная девочка.
Как она старалась, когда я маску при ней надевал. Быть хорошим, добреньким, ласковым с ней, чтобы Ася меня не боялась. Нагло ее любовью упивался, лишь бы снова…почувствовать себя живым, любовь ее узнать, самому любить ее, как зверь изголодавшийся.
И это работало, но конечно, не навсегда. Моя сказка сломалась, превратившись в страшный кошмар для нас обоих. Моя нежная девочка давала мне шанс, а я не уберег. Не уберег ее беременную, не уберег нашего ребенка и даже этого мальчика, которого уже считал своим, и всех…я всех их потерял.
Даже сейчас Ася снова поверила мне. Что я отвезу ее в безопасное место. А я не защитил. Свою семью снова…Не уберег.
— Ааа! Ааааа!
Не помню, что случается после. Кажется, мое черное нутро все же вырывается наружу, так как я начинаю орать и крушить все вокруг. Я разбиваю стол, ломаю окно, стулья, переворачиваю на хрен всю комнату. Нашу комнату.
В какой-то момент мне кажется, что в этом самом углу снова сидит Ася. Как тогда. Голая, напуганная и умоляющая меня не делать ей больно снова, не надевать этот чертов ошейник опять.
— Девочка моя…Ася. Ася!!!
Это хуже, чем помутнение. Это и есть мой ад. Ад жить без нее.
Я не чувствую рук. От боли они начали неметь. Слышу только, что мокрые опять. Кровь просочилась, стекает на пол. Кровь убийцы, предателя, демона, как она меня звала.
— Не бойся. Я не сделаю тебе снова больно! Ничего не бойся.
Я хватаю лежащее на полу одеяло и подлезаю в тот самый угол, где сидела она. На коленях предо мной, плакала от страха.
Я вою в эту ночь. До хрипоты, срывая голос, наплевав на то, что меня может кто-то слышать. Мне похрен уже. Я уже сдох.
— Боже…Тимур!
Кто-то отдирает меня от пола. Поднимаю глаза. Виктор. Ну кто же еще. Светло, день настал. Без них. Мой первый день ада.
— Виктор не лезь, не трогай меня.
— Ты с ума сошел, посмотри на свои руки!
Опускаю взгляд на руки, на пол. Я лежу в луже крови. И мне хорошо. Мне заебись, как прекрасно.
— Это ерунда. Само пройдет.
— Нет, не пройдет. Вставай! Тимур, мать твою, вставай!
— Отвали. Это приказ, понял? Оставь меня в покое!
Виктор все же отпускает меня, за голову хватается чертыхаясь, а я усмехаюсь.
— Что, не нравится тебе такой начальник?
— Да, не нравится! Было лучше, когда ты добреньким притворялся.
— Для нее. Все это было для нее!
Из груди какой-то хрип вырывается и я морщусь, ощущая адскую боль в руках. Я не могу ими даже пошевелить, не то что сжать в кулаки.
— Тимур…
Виктор жалостливо смотрит на меня как на пса, вот только мне не жалость нужна его. Мне нужны они!
— Где они? Тела достали?
— Да, но там пепел один только. Сгорели все сразу.
— Господи…Один лишь пепел, пепел! Значит возьми этот пепел! Сюда принеси!
