одномоментно приезжают две пожарные машины, две скорые, и за ними полиция.
— Ооооо, процесс пошёл, — восторгается Паша.
— Паш, надо Аглаю оттуда вытаскивать.
— Ты на голову капюшон накинь, пошли в толпе ее посмотрим.
Мы выходим из своего укрытия и, стараясь быть незамеченными, смешиваемся с толпой, что вывалилась из клуба.
А тут такое!!! Стоят девки в чём мать родила, чуть накрывшись пледами, мужики в исподнем, толпа полуголых, размалеванных девиц с верхнего этажа. И вишенка на торте, приезжают четыре машины с разных новостных каналов. Из раскрытых дверей минивенов и газелек вываливаются репортеры и операторы, настраивают камеры.
— Сегодня произошло событие…
— Горит пафосный ночной клуб…
— Ужасное происшествие, возможно с погибшими…
— Ээээ, тут нельзя снимать…
И тут начинается драка, среди охраны клуба и репортеров новостных программ, те тоже не дураки, приехали с группой поддержки. Из машин новостных каналов вываливаются здоровые парни и влезают в драку. И махаться начинают все. Не прошло и десяти минут, как начался крутой замес. Тут досталось по зубам какому-то властному чуваку, за него встряли его охранники. Не понятно кто кого бьет, за что и почему. Визжат проститутки и тоже норовят кому-нибудь провести по морде когтями. Свистят в воздухе пудовые кулаки, мелькают ноги, бьют головой, а недалеко полуголый мужик жамкает проститутку, а та пищит: Бесплатно не дам!
Цирк уехал, клоуны остались.
Возле дерущихся бегают корреспонденты, продолжая вещать. Чья-то камера от удара улетела в кусты. Корреспонденша с ярко-красными ногтями пытается выцарапать глаза громиле, визжит и бьет того лохматым микрофоном по лысой голове.
Я натыкаюсь на Пашу, по его довольной морде понимаю, что он уже пару ударов нанес кому-то, уж больно рожа довольная и лоснится.
— Аглаи негде нет, — констатирую я факт.
— Может она осталась внутри, держи куртку, я быстро, — и не дождавшись моего ответа, Пашка ныряет внутрь клуба, туда, куда тянутся рукава пожарные.
А попыталась сделать тоже самое, но была остановлена на выходе мужиком в каске.
— Девушка, туда нельзя, мы тушим пожар, — мужчина серьезно сводит брови.
— Там моя тетушка, — прошу я его.
— Нельзя, задымление, задохнетесь, — пыхтит пожарный. — Всех пострадавших грузим в скорые, смотрите там.
Мне от его слов становится страшно. Я ведь всего то и хотела устроить шумиху, чтобы приехали пожарные и полиция, чтобы народ увидел правду, что это не ночной клуб, а публичный дом. Я хотела вырвать из рук Волчиной доходный бизнес, но не хотела причинять зла людям.
На миг мне стало плохо, закружилась голова.
Ко мне подскочила девочка в форменной тужурке с красным крестом на груди.
— Девушка, вам плохо, дыма наглотались.
— Нет, нет, все хорошо, у меня там родственница, — пытаюсь вырваться из рук докторши.
— Всех уже вывели, — говорит докторша.
— Где те, кто пострадал, — хватаю за грудки женщину.
— Так там, — и она машет рукой в сторону скорых.
Я толкаю ее и бегу, бегу со всех ног туда, где возможно моя Аглая.
И тут наперерез мне выскакивает лохматое чудовище.
— Сука, так и знала, что ты тут замешана, — шипит на меня чудовище, в котором я узнаю Нику.
— Ой, что это с тобой? Ника? Ты ли это? — язвлю я. — Тебя просто не узнать.
Волосы Ники стоят дыбом, в них запутались куски штукатурки вперемешку с пеплом и маленькими кусочками бумаги, словно она прошла через горящий склад хозтоваров. На щеках девушки вместо румян сажа, платье порвано, грязное, похожее на серую тряпку, на ногах нет обуви.
— Что это с тобой, Ника? — картинно развела я руками, словно не в курсе.
— Все ты в курсе, сука, — шипит Ника и тянет ручонки ко мне, вот только без своих каблуков-костылей Ника от горшка с два вершка, максимум до титек моих может дотянуться. — Это ты сделала! Ты хочешь разрушить мой бизнес.
— Нет, я хочу от твоего бизнеса камня на камне не оставить! — вдруг вырывается у меня.
— Я тебя засужу, — орет Ника.
— Попробуй, — язвлю я.
Ника бросается вперед, пытаясь меня ударить, я ловко ухожу вбок, ладонью бью ее в плечо. Но она разворачивается и снова бросается на меня, молотя кулаками по воздуху. Я снова делаю бросок в сторону, уходя от прямого боя. Но получаю от нее удар в плечо. Вот ведь суууу…, собачья дочь.
Разворачиваюсь и со всей силы отвешиваю ей оплеуху. Только Нику это не остановило, только еще больше раззадорило. И теперь она прет на меня, как танк, машет кулаками не хуже своих охранников.
Недаром меня отчим учил в детстве драться, приговаривая: Учись отстаивать свои интересы!
И я разворачиваюсь и выкидываю вперед кулак, попадая девке прямо в лоб, та вскидывает руки и падает навзничь. Только это твердолобую Нику не остановила. Она бодро вскакивает на ноги и встает в стойку боксера.
Видимо ее тоже в детстве учили отстаивать свои интересы. Не удивительно, наши отцы прошли девяностые, выжили и развили бизнес. В детях они видели славное продолжение себя.
Поэтому я не пасую. Снова бью. И тут вижу только, как над головой Ники поднимается какой-то предмет, а потом опускается ей прямо на самую маковку. Ника закатывает глаза и падает к моим ногам кулем картошки.
Передо мной стоит Аглая. Живая и здоровая. А в руках держит скалку, обернутую полотенцем.
— Весь месяц мечтала огреть эту *лядь, — ворчит Аглая и плюет на Нику.
— Аглая, миленькая, — ору я и бросаюсь ей на шею.
— Чего ты, оглашенная? — продолжает ворчать моя нянька и обнимает меня.
— Я думала, ты задохнулась в дыму, — чуть не плачу я, обнимая Аглаю.
— Чего ей-то ещё, не время помирать, — отмахивается Аглая. — Вот.
И она показывает мне сумки, что висят у нее на плече.
— Ты успела их вытащить?
— А то, — Аглая хитро щурится.
— Вот вы где? — возле нас вырастает Паша. — А я вас ищу.
И тут на нас налетает парочка громил, и Пашу прикрывает нас, его уносит дерущаяся толпа. Теперь к толпе присоединился ОМОН. Пока я отвлеклась на Нику, Аглаю, к зданию клуба пригнали кучу ОМОНовцев. Те не церемонятся, бьют всех резиновыми дубинками и заталкивают в кузовок с решетками.
— Аглая, быстро к машине, — я указываю ей направление, а сама пытаюсь разыскать в толпе Пашу.
Нам нельзя попадать в полицию. Минута, другая, а вот и мелькает Пашкина голова. Я вырываю его из толпы дерущихся. Дергаю на себя и волоку в сторону.
— Паша, угомонись, уходим, — ору ему на ухо.
А у него глаза шальные. Вот ведь мужики, дай им только кулаки почесать, берегов уже не видят.
Кое-как утаскиваю его в сторону машины. Нас пытается
