В реальных разговорах она говорила, что у нее все хорошо, спрашивала, как его дела. Обычные бессмысленные фразы.
Только однажды она перепутала реальность с вымыслом. Он спросил, как дела, а она зачем-то начала рассказывать про свою мигрень, про то, что собирается на собеседование, а еще мама, к которой надо все-таки съездить… И ей самой надо к врачу давно… Вывалила все в одну кучу. Все события и переживания за несколько дней.
– Что ты несешь? – удивленно спросил он.
Это «несешь» вернуло ее в реальность, поставило на ноги.
– Я не несу, – ответила она, – я рассказываю. Ты спросил, как мои дела, я тебе ответила.
– Что ты валишь в одну кучу? – раздраженно сказал он. – Какая мама? Какой врач? У кого что болит?
– Прости, я не хотела тебя нагружать.
С тех пор она следила за тем, что говорила. Впрочем, это было привычнее. Она и Максу ничего не рассказывала.
Из-за ставших редкими встреч и дурацких разговоров по мобильному Таня возненавидела телефон. Непроизвольно, на подсознательном уровне, забывала его то дома, то в сумке коляски. Не включала звук.
Она стала разговаривать с Мусей – рассказывала, что ей плохо, одиноко и даже она, Муся, не спасает от тоски. Что сердце ноет, очень грустно и к врачу надо, но страшно. Муся улыбалась и грызла грязную лопатку. Малышка была лучшим слушателем и советчиком.
– Мусь, что мне делать, а? – спрашивала Татьяна.
– М-м-м, – отвечала Муся и показывала на свой памперс.
– Да, киска, сейчас поменяю. Мусечка, девочка моя, я так тебя люблю, – обнимала Татьяна дочь.
Муся протягивала ручки и укладывалась головкой на плечо.
– Муся, все же будет хорошо? Правда? Я же буду счастливой?
– А-а-а, – отзывалась Муся и просила поиграть в «ладушки».
С Артемом Татьяна старалась быть веселой, легкой и свободной – как будто у нее нет ни Муси, ни мужа, ни проблем.
– Ты меня совсем не слушаешь, – обиженно говорил Артем, рассказывая про выставку каких-то знаменитых художников, фамилии которых она даже никогда не слышала.
– Слушаю, и что?
– Тебе не интересно, – окончательно обижался он.
– Очень интересно. Рассказывай. Ты так интересно рассказываешь!
Таня его совершенно не слышала, это было правдой. Ее куда больше беспокоил Мусин дерматит, не пойми откуда появившийся – то ли от детского фруктового пюре, то ли от молока. Она хотела спросить Артема, что он на этот счет думает, но по привычке промолчала. Он рассказывал про выставку, про то, как художник выпил лишнего.
– А ты любишь современное искусство? – вдруг спросил он.
– Что? – не сразу включилась Татьяна.
– Искусство. Современное.
– Не знаю, – растерялась она. – Я не очень разбираюсь… А ты?
– Не люблю, – резко ответил Артем и еще полчаса объяснял, почему именно.
– Да, да, – кивала Таня, мысленно приходя к выводу, что все-таки не надо давать Мусе фруктовое пюре из банок. – Я тоже не люблю.
Она не заметила, как начала ему врать.
– Ты можешь завтра ко мне приехать? – спросил Артем.
– Завтра? Нет, завтра точно нет, – ответила Таня. – День сумасшедший будет, очень тяжелый. У меня врач Мусе прививку приедет делать, еще опять нужно на собеседование по поводу работы.
– Ладно, тогда сама звони, когда освободишься, – сказал он.
Таня посмотрела в ежедневник.
Прививку Мусе сделали вчера, и вчера же она мысленно рассказала Артему, что у Муси шишка на попе, что надо втирать мазь, а малышке больно, что сама чуть не умерла от страха, когда держала ее. Что врач выписала таблетки от головной боли для нее, но они со снотворным эффектом. Она их не пьет, потому что боится не углядеть за Мусей.
Вчера же Таня призналась самой себе, что голова у нее не болит только тогда, когда она с Артемом. И весь вечер после него. И засыпает она сразу, и спит спокойно. И когда он к ней прикасается, удары молоточка в виске сразу прекращаются, и хотя бы ради этого можно многое отдать. «Я готова кинуться к тебе в любой момент, тогда, когда ты скажешь. Я боюсь показаться навязчивой, боюсь задушить тебя своей любовью, боюсь, что тебе не нужны такие сильные чувства, не нужна я со своими обычными банальными страхами и заботами», – шептала она, не зная, как вернуть те чувства, ту открытость и откровенность, которые были у них вначале.
– Я завтра буду гулять с Мусей. Хочешь, присоединяйся, – предложила Таня.
– Здорово! – обрадовался Артем.
Таня никогда так не одевалась на прогулку. Нарядила Мусю в красивое пальто, сама накрасила ресницы и повязала шарф.
Она шла по аллеям и вспоминала, как тогда, на тропинке, когда совсем не ждала, встретила его. Думала, а вдруг сейчас произойдет то же самое – он будет идти им навстречу, а потом они станут катать Мусю с горки.
Таня обошла весь парк. Остановилась на всех детских площадках. Артема не было. Он не звонил, она ему тоже, надеясь на такую «случайную» неожиданную встречу, от которого забьется сердце.
Муся села играть в песочнице, спрятанной между деревьями. С той детской площадки плохо просматривалась дорога, и Таня все время дергалась – а вдруг он прошел и их не увидел, а вдруг она его проглядела? Она уже поняла, что он не придет, но продолжала надеяться. Даже на обратном пути домой оборачивалась, вглядывалась в идущих впереди прохожих и говорила себе: «Вот сейчас он появится, сейчас». На выходе из парка она уже плакала – от обиды на себя, что нарядилась, что ждала не пойми чего, что замучила Мусю, которая хотела спать. Она злилась на него – сказал бы, что не сможет, она бы так не дергалась. И почему не смог? Раньше ведь находил возможность, любой повод, чтобы увидеться.
Она позвонила ему и попросила о встрече в кафе.
– Что ты сделаешь, если я скажу, что все, что больше так не могу? – спросила она.
– Я буду петь серенады под твоим окном, – отшутился он.
– Нет, ты уйдешь, потому что будешь уважать мой выбор, – сказала она.
– Давай мы не станем это проверять.
– А если бы я была одна, ты бы изменил свою жизнь, оставил женщину, с которой живешь? – допытывалась Татьяна.
– Знаешь, есть вопросы, на которые лучше вообще никак не отвечать.
– Я поняла.
– Ничего ты не поняла.
Они как-то плохо расстались. Татьяна спешила домой, махнула рукой и ушла.
– Я ждала тебя сегодня в парке, – сказала она ему, когда уходила.
– Я не смог, прости, – ответил он.
– И все? Это все, что ты мне можешь сказать? – рассердилась она. – Ты понимаешь, что мне плохо, мне больно? Мне надоело врать. Я сама себе противна. А тебе весело, все равно.
– Почему у тебя любовь меряется страданием? Другой единицы быть не может? Например, счастье?
– Что мне делать?
Таня ждала, что вот сейчас он ей скажет, что он ее любит, что уходит от своей гражданской жены, что все будет хорошо, потому что… Потому что без нее он больше не может.
