Кэтрин Куксон - Соперницы

Жалость огромной волной затопила сердце мисс Бригмор, жалость не только к себе, но и к Дэну, Барбаре, Констанции, Майклу и к Саре, да, и к Саре тоже. Что же такое есть в Молленах, если все они должны в какой-то момент своей жизни причинить кому-либо зло? Странные истории о злодеяниях Молленов за последние сто и более лет до сих пор передавались из уст в уста.

Во время ее пребывания в поместье законный сын Томаса, Дик, чуть не убил судебного пристава на кухне, и если бы тот не помешал ему, наверняка убил бы Уэйта. Она сама, лично, собирала деньги для залога Дика, вынося из дома ценности, при помощи Мэри Пил и детей. И что же он сделал, когда был выпущен под залог? Сбежал во Францию, и она больше ничего не слышала о нем до самой его смерти, последовавшей через короткое время после ухода Томаса. Тогда в дом явился адвокат с заявлением, что две тысячи фунтов Дик оставил не ей, потому что она не была законной женой. Деньги были отправлены дочери Томаса, Бесси, бывшей замужем за итальянским графом. Мисс Бригмор отстраненно подумала, не рассказать ли Барбаре до отъезда о Бесси, может, она будет себя лучше чувствовать за границей, если узнает, что у нее есть родственница среди аристократии.

Поговаривали, что злые черты Молленов проявляются, когда среди черных волос на голове есть белая прядь. У Дика Моллена была эта отметина, так же, как у незаконного сына Томаса Дональда Радлета, и Дональд был жесток по самой своей сути. И все же, хотя такой знак имел и Томас, он сам не был злым, если не считать его необузданных желаний, но многие другие в его положении в то время вели себя так же.

У Барбары не было никакой видимой отметины, означавшей ее явную принадлежность к клану Молленов, и все же что-то такое было в глубине ее души. Бриджи всегда знала об этом и опасалась этого и того, к чему это могло бы привести. Ее страх не был необоснованным.

Существуют два вида жестокости — физическая и умственная, и Барбара в состоянии воспользоваться любым из них. Мисс Бригмор где-то прочла: тем, кого мы любим, доставляем наибольшие страдания. Она не согласилась с этим высказыванием; никто, кроме умалишенного, не станет медленно убивать сам себя, а когда заставляешь страдать тех, кого любишь больше всего — ты именно себя медленно убиваешь.

Через всю комнату она бросила взгляд на свое отражение в большом зеркале и увидела средних лет, — нет, надо быть правдивой, — старую, степенную, чопорно одетую гувернантку.

Бриджи ощутила огромное желание, самое сильное желание в своей жизни — умереть в эту секунду. Умереть до того, как ее дитя покинет ее, до того, как пустота дома и пустота в ее душе сведут ее с ума.

Возлюбленные прихожане, мы собрались здесь перед лицом Господа нашего и его паствы...

Паствы почти не было, кроме четырех человек, стоящих перед алтарем. Холод и темнота в церкви словно служили напоминанием о грядущем могильном холоде.

Барбара, дрожа всем телом под прекрасной меховой накидкой (которая входила в число свадебных подарков Гарри), без изумления, но настороженно воспринимала все происходящее и вовсе не ощущала себя, как во сне. Голос старого священника звучал тонко и пронзительно, вонзая ей в мозг каждое слово, словно стальную проволоку.

...не для поступка предумышленного, или безрассудного, безответственного, не для плотских утех, как поступают твари бессмысленные; но благопристойно, непорочно и осмысленно, в трезвом уме и страхе Божьем.

В страхе Божьем. Боялась ли она Бога? Она должна была бояться — Бриджи воспитывала ее в страхе Божьем. Но саму себя Барбара боялась больше.

Что было предопределено дабы противостоять греху и не допустить блуда...

Не грешит ли она сейчас больше, чем если бы заставила Майкла любить ее, любить без венчанья? И она могла бы это сделать, могла бы, могла. Ее внутренний голос заглушал голос священника.

Я вопрошаю вас обоих, как спросится с вас в судный день, когда раскроются все тайны всех сердец, что если кто-нибудь из вас знает о каком-либо препятствии, из-за которого вы не можете быть соединены узами священного брака...

Да, да, она знала о таком препятствии. В ней не было любви к человеку, стоящему рядом. И он об этом знал, но все же ответит согласием на слова священника.

Будешь ли ты любить ее, утешать, почитать и хранить верность, в болезни и здравии, и, оставив всех остальных, одной ее держаться до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

— Буду.

Берешь ли ты этого мужчину в венчанные супруги свои, дабы жить вместе по законам Божьим в священных узах брака? Будешь ли ты подчиняться ему, служить, любить и почитать его, хранить ему верность, в болезни и здравии до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

— ...Буду.

Кто отдает эту женщину в жены этому мужчине?

Гарри сделал шаг к Барбаре, коснулся ее руки и что-то пробормотал.

Дэн держал ее за руку. Он повторял за священником, их слова переплетались у нее в голове. Любить и заботиться до тех пор, пока смерть не разлучит нас.

Я, Барбара, беру тебя, Дэниел, в законные венчанные мужья, чтобы владеть и беречь с этого дня и впредь...

Он надевал ей на палец кольцо.

Этим кольцом я с тобой обручаюсь, телом своим тебя освящаю, и всеми моими благами земными одаряю...

Все закончилось. Они стояли на коленях радом, но она опять была в черной пещере, и все ее тело дрожало, ожидая прихода смерти.

Они шли по неровным каменным плитам по направлению к ризнице. Дэн крепко держал ее за руку и смотрел на нее. Она тоже взглянула на него. Он не улыбался, но в его глазах светилось нечто, что она могла назвать только удивлением, и в эту минуту Барбара стала молиться: «Господи, позволь мне полюбить его, он заслуживает того, чтобы быть любимым...».

Все закончилось. Они снова были в экипаже, и Гарри, намереваясь нарушить торжественность момента (сам для себя он называл эту свадьбу самым печальным зрелищем, намного печальнее, чем любые похороны, на которых ему довелось присутствовать), громко хлопнул в ладоши и сказал:

— Ну и церковь, я еще никогда в жизни так не замерзал. Как это несчастные бедолаги выдерживают там всю службу от начала и до конца? И поп тоже — выглядел так, словно его много лет не размораживали.

— Тебе придется пожертвовать деньги на печь и уголь, папа, — криво усмехнулся Дэн, глядя на отца из другого угла кареты, где он сидел рядом с Барбарой.

— Что! Мне пожертвовать на печь и уголь, ты говоришь? Ни за что в жизни, парень. Насколько я знаю этих ребят, они первым делом позаботятся об огне в своем собственном камине и о горячительной подливке к кашице на ночь. Знаю я, куда отправится мой уголь.

— Непохоже, чтобы он когда-нибудь в своей жизни грелся у огня.

— Ну, грелся или нет, ты меня не заставишь пожертвовать на печку. Вот если бы ты позаботился обо всем заранее, а не рвался под венец, как бычок на волю, и если бы мог предполагать, что меня ожидает этим утром, тогда бы я распорядился насчет двух печек. Во всяком случае, дело сделано, верно, подружка? — он наклонился вперед и положил руку Барбаре на колено.

— Да, да, мистер Беншем... — тихо ответила она.

— Слушай, давай заканчивай с этим и побыстрее. Хватит уже величать меня «мистером Беншемом», можешь звать меня Гарри или папой, как остальные, выбирай сама. А вот эта. — Он повернул голову и посмотрел на мисс Бригмор. — Она скорее отправится на виселицу, чем назовет меня Гарри, верно?

Мисс Бригмор поглядела в глаза Гарри Беншема. Она понимала, зачем он все это говорит, но не могла помочь ему даже простой улыбкой. И благодарно вздохнула, когда он снова переключил внимание на Дэна и Барбару.

— Так о чем это я?.. Да! Хорошо бы, если бы они пошевелились. — Гарри выглянул из окошка кареты, потом добавил: — Но я лучше не стану его торопить, не то мы окажемся в сугробе. Эх! Везет же вам, — покивал он молодоженам, — отправляетесь погреться на солнышке. Хотел бы я поехать с вами. Никогда не думал, что мне так осточертеет север, но, парень, эти зимы меня просто выматывают. Знаешь, когда вы устроитесь где-нибудь, пошли мне открытку. Напиши там только «Светит солнце, свободная кровать», и я явлюсь, как пуля из ружья.

— Мы так и сделаем, — кивнул Дэн отцу. Он тоже понимал, чего пытается добиться Гарри, и благодарность к нему все накапливалась в его сердце, накапливалась, не находя выхода.

Внезапно Гарри откинулся назад, прижавшись спиной к кожаной обивке кареты, и глубоко вздохнул. Он устал почти до изнеможения. То, как он пытался говорить правильные вещи, стараясь, чтобы все происходящее выглядело обычным, и как не мог изменить выражение лица Бриджи, было гораздо тяжелее, чем самый тяжкий труд. Да, он никогда в жизни не видел такого несчастного женского лица, какое было у нее за последние дни. Гарри искренне надеялся, что его новая невестка проявит больше заботы о своем муже, если он будет в ней нуждаться, чем о женщине, воспитавшей ее и посвятившей ей всю свою жизнь.