Лиза поджала губы.
– Так не бывает. Должен быть хоть какой-то, хоть маленький подвох. Может, он пьет?
– Только безалкогольное пиво.
– Ловелас?
– Что ты! – Лерка отвергла ее предположение энергичным отрицательным мотанием головой. – Да он на других баб даже не смотрит!
– Ненавидит детей?
– Мы хотим двоих, – застенчиво зарумянилась Лера, – а еще он любит кошек, сам гладит свои рубашки, умеет готовить лазанью со шпинатом и вчера подарил мне изумрудные серьги.
На серьгах Лизка наконец «сломалась».
– Да уж, – вздохнула она, – значит, тебе и правда повезло. Мне бы так…
На этом их диалог закончился. Потому что Лерка вместе со своей уткой отправилась к Ираиде Станиславовне. Она гордо положила на стол преподавательницы свежеприготовленное блюдо, но та лишь поджала узкие губы, выкрашенные невесть зачем в насыщенно морковный цвет. Ираида Станиславовна относилась к кулинарному процессу с ревнивым энтузиазмом настоящего профессионала, она никогда не хвалила стряпню своих учениц.
Но Лерка не расстроилась, несмотря на то что ее утке был поставлен диагноз «пережаренная». Фаршированная птичка была бережно упакована в фольгу и вместе с Валерией отправилась домой, чтобы быть наконец использованной по прямому назначению.
В тот день Лизка напросилась в гости. Лера с радостью ее приняла – до прихода мужа оставалось целых полдня и делать все равно было нечего. Подружки сварили кофе, вместе просмотрели новые Леркины кулинарные книги, посплетничали, потом Лера мерила свадебное платье, а Лиза прижимала ладошку к открытому рту, что должно было выражать высшую степень восхищения.
Наконец Лиза засобиралась домой. Вместе с ней из квартиры вышла и Лера – она решила наведаться в парикмахерскую. Раз уж в духовке Витасика поджидает вожделенная фаршированная утка, то вечер может вполне считаться праздничным. А если так, то и она, Лера, должна выглядеть на все сто.
Остаток истории нам уже известен. Лерка возвратилась домой, потряхивая уложенными волосами, заглянула в душ, а там…
* * *
– Я этого никогда не забуду!!! – всхлипнула она.
– Да брось. Через месяц ты даже не вспомнишь, как его звали. – Я утешала ее как могла.
– Даже не думай! Теперь тебе придется утешать меня пожизненно.
– С удовольствием, – быстро согласилась я, – лично я сейчас поутешалась бы с помощью утки по-пекински. Ты как?
– Отлично! Давай завалимся в ресторан, Кашеварова! Потому что я больше никогда в жизни не буду готовить сама!!!
И мы отправились в китайский ресторан. Там, над блюдами с рисом, уткой и какими-то странноватыми кислыми грибами, похожими на ватки для снятия макияжа, Лера немного расслабилась и даже повеселела. Она даже удосужилась рассмотреть меня более пристально, углядеть красовавшийся на моем локте синяк, с легкой завистью отметить, что я здорово похудела, и спросить:
– Ну а сама-то ты как?
И я вкратце поведала ей о событиях, которые произошли в моей непутевой жизни за тот короткий период, когда нас разделяла игра в «холодную войну». Схематично рассказ мой выглядел так:
а) Я стала дипломированной парашютисткой.
б) У меня есть бойфренд. Который на шесть лет моложе меня.
в) И у которого в свою очередь есть бывшая подружка-стриптизерка, считающая своим долгом изо всех сил меня ненавидеть.
г) А также старший братец, вес которого давно перевалил за центнер. Вдобавок он ко мне неравнодушен.
По мере того как мой немного отредактированный рассказ (я опустила сцену в стрип-баре, потому что и до сих пор она казалась мне оскорбительной) набирал обороты, Леркины глаза все больше округлялись. Я уже подошла к тому моменту истории, как я беспомощно висела на сосне близ итальянского городка Торболе, когда она наконец перебила меня восклицанием:
– Кашеварова! А ты точно не преувеличиваешь? Неужели все это и в самом деле произошло с тобой?!
Знала бы она, что на самом деле я еще и сглаживаю углы.
– Если бы ты была ко мне более внимательна, – подпустила я «шпильку», – то узнала бы об этом гораздо раньше!
– Ну извини, – помрачнела она, опустив взгляд на собственную руку, на которой больше не было кольца, – у меня были другие проблемы. И все-таки, у тебя что, серьезно с этим парашютным гением?!
– Похоже на то, – с некоторой гордостью ответила я.
– Но это ужасно, – прошептала Лера.
– Почему это? Что ты несешь? Наоборот – это прекрасно! Я снова чувствую себя юной и безбашенной.
– Ага, и поэтому выглядишь, как старый башмак.
– Что ты имеешь в виду? – оскорбилась я. – Сама же сказала, что я похудела.
– Это так. Но кто тебе сказал, что похудеть – это так уж хорошо? Тебе шло быть такой, какой ты была, пойми, Кашеварова… Ты меня просто шокировала. И что, ты собираешься дальше прыгать?
– Даже не говори мне об этом, – я нервно передернула плечами и отправила в рот какого-то очередного маринованного червяка, – ни за что на свете!
– Но тогда твой парашютный мачо тебя бросит, – резонно рассудила она, – судя по тому, что ты о нем рассказала.
Я вздохнула. С одной стороны, я понимала, что Лерка права. Я и сама в последнее время не раз возвращалась к этой неутешительной мысли. С другой стороны… Как же я теперь буду без его улыбки, без его ладошек, без него? Хотя в последнее время образ Кирилла Калинина не вызывает у меня былого энтузиазма. Я успела привыкнуть и к жесткости взгляда его по-девчачьи синих глаз, сквозь мальчишеское его обаяние я разглядела в Калинине новые черты. Была в его лице некая непримиримость, на которую я раньше внимания не обращала.
– Я не знаю, что делать, – призналась я.
– Сложный вопрос, – нахмурилась Лерка. – Кашеварова, а тебе совсем не нравится этот его брат, Денис? Я его, конечно, сама не видела, но судя по твоим впечатлениям, он может оказаться очень даже ничего.
– С ума сошла? – разозлилась я. – Тоже мне, дельный совет. Он толстый, он неряха, и вообще он мне ни капельки не нравится.
– Зато умный, – вздохнула Лерка, – а вот твой Кирилл, похоже, совсем ку-ку. – Она выразительно покрутила свеженаманикюренным пальчиком у виска.
– Знаю. Делать-то мне что?
– То, что и посоветовал тебе Денис, дурища, – горячо воскликнула моя лучшая подруга, – решительно объяви ему о том, что больше прыгать не собираешься. Что тебе это претит! Тебе же не пятнадцать лет, чтобы кого-то там из себя строить. Он должен любить тебя такой, какая ты есть. Просто так любить, а не за то, что ты прыгаешь с парашютом.
Я вспомнила, как Кирилл Калинин впервые признался в неравнодушном ко мне отношении (вряд ли к его путаному монологу можно было применить традиционное словосочетание «объяснение в любви»). Он сказал что-то вроде: «После прыжка у тебя было такое выражение лица… Я сразу разглядел в тебе красавицу…» – короче, что-то в этом роде. То есть ему не нравилось мое лицо само по себе. Для него моя красота обострялась, когда я волновалась. Именно из-за волнения я и выглядела более выигрышно, чем Инга, холодная как лед. Просто Кириллу Калинину нравятся эмоциональные девушки, вот и все. Может быть, потому, что сам он холоден, как тот подтаявший кусочек льда, который плавает в бокале с моим апельсиновым соком.
