Владимир Григорьевич недовольно обвел глазами зал. Чурилин из «Горечанска в XXI веке» вскочил с места. Без запинки отбарабанил вопрос и плюхнулся обратно с видимым облечением. Добрышевский ответил. Ни один из журналистов не потрудился записать его слова. Конечно, у всех были диктофоны, но Владимир Григорьевич привык наблюдать за тем, как они быстро строчат в блокнотиках, стараясь не упустить ни одну крупицу мудрости великого мэра.
Перед вторым вопросом повисла неловкая пауза. Владимир Григорьевич сам корректировал список вопросов и мог бы отвечать на них, не дожидаясь журналистской инициативы. Но это выглядело бы странно, и Добрышевский, взяв себя в руки, терпеливо ждал. И мысленно прикидывал, какую взбучку устроит Елене, которая ведала распределением вопросов, и как отыграется на простофиле-журналисте, пропустившем свою очередь.
С заднего ряда взметнулась тонкая женская рука. Добрышевский оживился:
— Да, слушаю вас.
— Анна Шарапова, еженедельник «Наша молодежь». Скажите, пожалуйста, чья подпись стоит на заключении экологической экспертизы.
Это был самый безобидный вопрос на свете. В самом деле, общественность имеет право знать имя героя, который потревожил многолетнюю архивную пыль и храбро сразился с монстром экологической угрозы. Но этот вопрос в списке не значился, и Владимир Григорьевич с удивлением помедлил, прежде чем ответить:
— Заключение подписал ведущий специалист Экологической службы Виктор Сергеевич Позин.
— Спасибо.
Девушка улыбнулась, но не села. Ее короткие рыжие волосы и очки в темной оправе действовали Добрышевскому на нервы. Несмотря на любовь к женскому полу, он уже ненавидел назойливую журналистку.
— Мы можем снять копию с заключения?
— Конечно. — Владимир Григорьевич был сама любезность. — Я распоряжусь, моя помощница сделает ее для вас после конференции.
— Не стоит. Я могу сейчас сфотографировать.
Высокая и гибкая, она с независимым видом прошла через весь зал и защелкала фотоаппаратом. За ней подтянулись другие. Так желающие проститься с покойным по очереди подходят к гробу и кладут цветы.
Добрышевский поежился. Его феноменальное чутье било тревогу: где-то в самой глубине политической машины заело винтик, хотя на первый взгляд все было в идеальном порядке. Владимир Григорьевич покосился на Елену, та чуть заметно пожала плечами: мол, понятия не имею, что происходит.
А журналисты все фотографировали и фотографировали. Даже верный Чурилин при виде небывалой активности коллег подошел к столу, глянул на заключение, растерянно посмотрел на мэра…
«Пора сворачивать лавочку, — понял Владимир Григорьевич. — И разбираться с виновными».
Для приличия он помедлил еще пару минут, великодушно давая заблудшим душам возможность реабилитироваться. Но никто не пожелал.
Одним из многочисленных талантов Добрышевского было умение вовремя ставить точку. Он поблагодарил собравшихся за внимание, посетовал на дела и уже вставал из-за стола, когда рыжая ведьма из «Нашей молодежи» сунула ему под нос диктофон:
— Последний вопрос, Владимир Григорьевич. Что вам известно о компании «ГоречанскСтройКом» и предполагаемом строительстве на северо-востоке коттеджного поселка?
Зал поплыл перед глазами Добрышевского. Узкое бледное лицо журналистки потеряло свои очертания, лишь темная оправа очков четко выделялась в сгустившемся тумане.
Она не может этого знать…
Усилием воли Добрышевский разогнал туман, заставил себя посмотреть прямо в спрятавшиеся за очками глаза.
— Я… я не могу знать названия всех компаний в городе… и уж тем более их планов…
Сердце болезненно билось в груди, Владимир Григорьевич не мог думать ни о чем, кроме спасительной тишины своего кабинета. Сбежать бы сейчас от журналистов, от их липких странных вопросов, от ловушек, которые мерещатся в таких невинных на первый взгляд словах. Но нельзя. Очкастая змея только и ждет, чтобы он споткнулся, показал слабину. Не выйдет.
— Что ж, на сегодня предлагаю закончить. У меня в плане теледебаты, мне нужно подготовиться, — преувеличенно бодро произнес Владимир Григорьевич и быстренько-быстренько пошел со сцены, не дожидаясь, пока рыжая снова откроет рот.
— Какого черта, Лена? Ты должна была проследить, чтобы каждый получил экземпляр списка и очередность выступлений! — Добрышевский летел по коридору и выплевывал слова, будто бурное возмущение могло компенсировать позорный испуг во время конференции.
— Я все сделала как нужно, Владимир Григорьевич. — Новикова едва успевала за мэром. — Не понимаю, что вдруг пошло не так.
— Это все та рыжая выдра. И насчет Позина что-то разнюхала, и про «СтройКом» знает. — Мэр остановился так резко, что Елена, не успев притормозить, чуть не врезалась в него. — Еженедельник «Наша молодежь». Ты слышала о таком?
— Д-да… тираж тысяча, объем шесть страниц. Позиционирует себя как рупор горечанской молодежи. Зарегистрирован полгода назад.
— Все-то ты знаешь, — неодобрительно хмыкнул Добрышевский. — Чтобы завтра эта мымра осталась без работы. Ясно?
Он двинулся дальше, Новикова привычно побежала за ним.
— Владимир Григорьевич, нельзя же так! Выборы на носу. Представляете, что с нами оппоненты сделают за издевательство над свободой слова?
— Кто сделает? Линдаков или Шорлидзе? Кстати, напомни, кто из них сегодня со мной дискутирует.
— К-кошмариков. Родион Анатольевич Кошмариков. — Елене было не до смеха, но она не могла не улыбнуться.
— Кто? — фыркнул Добрышевский, на секунду забыв и неприятную конференцию, и ретивую журналистку.
— Кошмариков. Независимый кандидат. Главный редактор «Горечанска сегодня».
— А, паршивая газетенка. — Мэр моментально потерял интерес к оппоненту. — В общем, подготовь мне все на эту журналисточку. Займусь ею после выборов.
На дебаты Добрышевский приехал в новом темно-коричневом костюме и приподнятом настроении. Предстояла публичная схватка с противником, и Владимир Григорьевич жаждал проявить себя во всем блеске, чтобы окончательно избавиться от неприятного осадка, оставшегося у него после пресс-конференции. С остальными политическими оппонентами Владимир Григорьевич был прекрасно знаком. Сами по себе люди достойные, они служили ему выгодным фоном, никогда не зарывались, не пытались откусить больше положенного. Родион Кошмариков был неизвестной величиной, но Добрышевский не ожидал от него сюрпризов.
Кому, скажите на милость, придет в голову опасаться человека по фамилии Кошмариков? Он должен сидеть на одном месте и не высовываться, чтобы людей не смешить. Или в крайнем случае сменить имя. А Родион свет Анатольевич взалкал внимания общественности, возомнил себя могущественным, сильным. Не побоялся свою кошмарную фамилию напечатать на плакатах. Позор, да и только.
