— Я хочу оформить его опеку и перевести в здешнюю клинику.
— Я благодарен тебе за это, надо все продумать и сделать так, чтобы на нас не вышли, — ответил он, — я очень боялся, что Степа останется без опеки, что некому будет оплатить его лечение…
— Об этом можно было не волноваться. Миланский выкупил клинику в начале девяностых.
— Вот оно что. Старый лис. Конечно, глупо было думать, что он откажется от внука. Теперь ясно, как клиника пережила тяжелые годы. Ты виделась с ним?
— Да. Степа оформлен под его фамилией, найти его не составило труда. Думаю, в переводе Степы он тоже поможет, — отец кивнул, а я попросила, — расскажи, что было дальше.
— Что дальше… Игорь категорически запрещал нам объявляться, я шел у него на поводу. А потом… Он вдруг заявил, что пора. Пришло время и ему исчезнуть, и Геле узнать правду. Пришло время, как он сказал, объединить семью. Он обрисовал мне свою идею, я согласился с ней. Выйти из такого бизнеса сложно, всегда есть вероятность, что долго не проживешь, слишком много вокруг тебя завязано. А Игорь вообще был ключевым стержнем. И он решил инсценировать свою смерть, как и я. — минуту после этих слов отец молчал. — Но ему не повезло так, как мне, — добавил после, выпил и снова замолк. Какое-то время мы сидели в тишине, потом он продолжил:
— Когда он не вышел на связь, я сразу понял: что-то не то. Аккуратно подключил людей, узнал, что случилось. Оказалось, Игорь мертв. Действительно, мертв, а его друг, который помогал инсценировать смерть, сбежал. Не хочу рассказывать тебе, что я тогда пережил. Ты сама все знаешь, тебе было еще хуже. Дружка его я найти не смог, так что смерть Игоря так и осталась загадкой: решил ли его друг воспользоваться доверчивостью Игоря, или кто-то другой сыграл на ситуации…
— Это был их третий друг, Серега Смирнов.
— Что? — посмотрел на меня отец. — Откуда ты знаешь?
— Тима, это тот друг, что помогал брату, узнал про Серегу, нашел меня и рассказал правду, — я вкратце поведала ситуацию. Отец слушал, нахмурившись, когда я замолчала, спросил:
— Ты знаешь, где сейчас этот Смирнов?
— Нет, — соврала я, — я не стала с ним встречаться. Тима уехал, а что стало с Серегой, мне неизвестно.
— Ладно, разберемся, — пробормотал он, задумываясь.
— Папа, — позвала я, он бросил на меня взгляд, — может, не надо больше смертей? Кажется, и так хватит.
Он сжал зубы, но кивнул, раз, другой.
— Ты права, Геля. Конечно, права.
— Расскажи, что было дальше, после смерти Игоря?
— Он составил план, по которому ты должна была выйти на нас. Какой-то хитроумный, основанный на вещах, понятных только вам двоим. Но прогадал в одном: после его смерти ты не просто не осмотрела его квартиру, ты отказалась даже приближаться к ней. И записка лежала там все эти годы. К счастью, ее не нашли.
— Почему вы сами не вышли на связь?
— Я боялся. Первые года два за тобой постоянно наблюдали. Толпы желающих разобраться в смерти Игоря. Забирать тебя было небезопасно. Потом ты как-то устроилась, стала жить… Мне нет оправдания. Но с трудом обретя и потеряв сына, я боялся потерять и тебя. Боялся, что ты откажешься от нас с мамой. Я наблюдал за тобой, видел, как ты любила Игоря, он был для тебя всем. Он заменил тебе нас с матерью. Я боялся, ты будешь винить нас в его смерти…
— Я никого не виню, — мягко сказала я.
— Да. Теперь я понимаю, каким был дураком. Все эти годы ты жила тихо-мирно, потом мне сказали, что в городе появился какой-то парень и свел с тобой знакомство. Я пробил его по своим каналам, оказалось, он мастер по опасным поручениям разных категорий. Сделать мы ничего не успели. Информацию добыли с трудом, к тому моменту вас и след простыл. Я не знал, что думать, а потом…. Ты объявилась сама.
Мы еще немного помолчали. Я осмысливала услышанное, переваривала, а в воздухе висел один последний невысказанный вопрос: "почему вы сразу не взяли нас с собой"?
Я знала, отец ждёт его, а ещё я знала, что у него нет на него ответа. Они привыкли жить без нас, любить, если можно так сказать, нас с Игорем на расстоянии. Но они не были способны быть нам настоящими родителями. Отец мечтал о путешествиях и сытой старости, и он их получил. Ценой смерти одного ребёнка и искалеченной жизни другого. Мать слишком любила его, чтобы выбирать между мужем и нами. Она последовала за ним. И что бы они сейчас ни говорили, как бы ни оправдывались, все это было жалкой попыткой оправдать себя.
Кажется, отец понял, что я не задам этот вопрос.
— Геля, — позвал он меня, я посмотрела ему в глаза, — попробуй простить хотя бы мать.
Я сжала губы, пытаясь сдержать слезы. Как там в Библии: прощайте врагов своих? Любите врагов своих?
Я встала. Растерянно замерла, понимая, что мне некуда идти из этого дома, а ещё есть Степа, которому нужна моя помощь. И здесь без отца я не справлюсь.
— Я не отказываюсь от вас, — сказала тихо, не глядя на него, — но мне нужно время, и я не знаю, сколько и поможет ли оно. Но мне некуда идти сейчас.
— Об этом не беспокойся, я обеспечу тебя.
Я усмехнулась, подумав, как у него все просто: словно можно купить все на свете. Но в ответ только кивнула.
— Я хочу жить отдельно, — сказала спокойно, чеканя слова. Гордись, папа, я так наелась жизни, которую ты мне дал, что умею быть такой же равнодушной, как вы. — Ещё мне нужны новые документы. И надо перевезти сюда Степу.
Я взялась за ручку, намереваясь выйти, но все же кинула на него взгляд. Отцовский был полон боли и горькой усмешки. Я знала: он все сделает, будет помогать, потому что чувствует свою обязанность. А я буду пользоваться, как пользовался Игорь, пока мы не исчерпаем все, что можно выжать друг из друга. А потом я исчезну, как исчез Игорь. Не умру, но уйду из их жизни.
На мгновенье мне стало жаль родителей, но я не могла ничего поделать с собой. Есть только время, говорят, оно убивает память. В моем случае оно убивает только людей.
Кивнув отцу, я вышла, тихо прикрыв дверь.
Эпилог
Прошло ещё три дня, я переехала в уютную однокомнатную квартиру рядом с центром, купила вещей на первое время, связалась с Миланским. Договорились, что приеду за Степой через месяц, он обещал помочь все устроить.
Отец вручил мне новый паспорт, имя осталось моё, только фамилия изменилась. Что ж, привыкать к новой жизни придётся во всем.
Мама звонила каждый день, мы говорили о мелочах, но говорили, и это уже был прогресс.
На четвёртый день я отправилась гулять по городу. Прошлась по Невскому, вышла на Дворцовую площадь и набережную. Там меня и настиг звонок телефона. Я обзавелась новым номером, но о нем уже кто-то прознал. Сердце скакнуло, и я сняла трубку.
— Привет, Ангел, — раздался знакомый голос, — извини, что нагло добыл твой новый номер.
— Приглядываешь за мной?
— На всякий случай. Хотел сказать, что я улетаю сегодня.
— Счастливого пути, — пожелала я, Тима рассмеялся.
— Ты, действительно, изменилась. Серегу сегодня ночью вывезут подальше из города. Я сказал ему, что он свободен.
— А он что?
— Не поверил. Надеюсь, ему хватит ума уехать, но все равно, будь осторожна.
— Буду.
— Пожалуй, это все.
— Пока, Тима.
— Думал, скажешь прощай.
— Как знать, может, еще свидимся.
— Тогда до встречи?
— До встречи.
Повесила трубку, я немного постояла у воды. Потом развернулась и быстро зашагала. Минут через пятнадцать заходила в то самое кафе, куда меня привез Кирилл. Хотела найти неведомого Виктора, чтобы расспросить, но, зайдя, поняла, что это ни к чему: Кирилл сидел за столиком в углу и с аппетитом ел. Я замерла в дверях с глупой улыбкой на лице, чем весьма смутила охранника.
— У вас все в порядке? — поинтересовался он, кивнув, я прошла внутрь. Подошла к столику Кирилла, села напротив. Он даже бровью не повел, впрочем, как всегда. Полминуты мы сидели в молчании, он уплетал пасту. Доев, отставил тарелку, тут принесли кофе, две чашки.
