Черт, опять предательница в голову лезет! Вырву сегодня ее оттуда!
— Хорошо, — кивает лихорадочно Лена. — Не беспокойтесь! У нас с Машулей все в порядке будет. Мы поладим, — чмокает ребенка в розовую щечку.
Хочу ей верить. Впрочем, выбора особо нет. Надо ехать в совет.
Даю няне распоряжения, а она внимает каждому моему слову. Да меня граждане так не слушают, как она! Может, сработаемся?
Выдыхаю с облегчением и, оставив Лену с Машей, направляюсь к двери. Открываю настежь и буквально на пороге сталкиваюсь с Эльвирой. Не ошибся: мама сегодня прилетела.
Хочу быстро поздороваться и умчаться прочь, но понимаю, что не могу. Я должен объяснить, что произошло.
Обреченно смотрю на часы и понимаю: день не заладился с самого утра.
Глава 11
Хватаю злосчастную папку, сминая в руках мягкий пластик, и выхожу в приемную. Собираюсь дать пару распоряжений Лизе, но осознаю, что она уволилась. По собственному, как я и приказал. Испарилась молниеносно, словно и не было ее вовсе. Даже не попрощалась: наверняка в глаза мне смотреть стыдно было. Поведение секретарши только подтвердило мою догадку: «эффектную соблазнительницу» ко мне подослали намеренно.
Признаться, метод слишком нелепый и примитивный. Даже обидно: неужели меня за полного идиота держат? На секунду готов предположить, что Екатерина все вдвоем с муженьком провернула, без высокопоставленных лиц. Однако вспоминаю подкупленный персонал клиники — и отбрасываю эту мысль. Все же кто-то сильный стоит за ними, руководит и помогает.
От размышлений меня отвлекает телефонный звонок. Машинально подношу трубку к уху, не посмотрев на дисплей.
— Дмитрий, давно тебя не видно и не слышно, — звучит бодрый голос Емельяненко. — Как продвигается дело… Хм… Впрочем, это не телефонный разговор, — задумчиво тянет.
— Вашими молитвами, — бурчу себе под нос, но, одумавшись, исправляюсь. — Потихоньку, Герман Алексеевич.
— Если тебе моя помощь нужна, ты только скажи, — чересчур дружелюбно говорит он. — Только я должен владеть полной информацией, если ты понимаешь, о чем я.
— Да, конечно. Мне нет смысла скрывать что-то от вас, вы же знаете, — пытаюсь отвечать убедительно. — Вы в курсе всей ситуации.
Емельяненко умолкает. Кажется, даже через телефон я остро чувствую недовольство, исходящее от политика. Мы оба знаем, что я лукавлю и недоговариваю. При этом он делает вид, что ни о чем не догадывается.
После слов Кати я решил не посвящать Германа Алексеевича в тонкости своего «бизнеса». Сделал лицо «кирпичом» и заявил, что все законно, а меня подставили. Озвучил ему официальную версию, согласно которой компания принадлежит матери, а управляет ею совет директоров. На вопрос о «мутных схемах» пожал плечами и свалил все на сотрудников со словами: «Разберемся, виновных найдем и накажем».
Поверил ли я Кате? Не знаю. Но перестраховка никогда не помешает.
— Может, в каком-нибудь личном вопросе я смог бы тебе помочь? — настаивает Емельяненко, делая акцент на слове «личном». — Будь уверен, тебя я поддержу всегда, любые связи подниму.
— Кхм, — откашливаюсь, чтобы паузу выдержать. — Нет, все в порядке. Благодарю, — бросаю коротко и отключаюсь.
На самом деле, мне нужна помощь. В очень личном вопросе об удочерении одной милой малышки. И связи Емельяненко не помешали бы. Потому что своих мне, черт возьми, не хватает! Не понимаю, в чем дело, но уже пару дней оббиваю пороги кабинетов, а меня гоняют, как… Обычного гражданина! Заставляют испытать на себе все прелести российской бюрократии.
Дошло до того, что я вынужден был попросить у Влада помощи в оформлении медсправок. Ведь список мне предоставили километровый. Я будто не ребенка удочеряю, а автомобиль на техосмотр сдаю, без взяток и на общих основаниях.
Благо, хотя бы в кузене я уверен на сто процентов. Углицкий меня все еще недолюбливает, но в помощи отказать не может. И уж точно не предаст. Сам по себе он слишком правильный и четкий, как компьютерная программа. Одна ошибка — и все, сбой в системе. Так что в ком угодно, но во Владе я не сомневаюсь. И благодаря ему могу не переживать по поводу медицинских вопросов: братец все организует быстро и без очереди.
Что касается самой процедуры удочерения, то здесь ситуация сложнее. Такое чувство, будто все против меня! Емельяненко наверняка бы сделал в два счета необходимые бумаги и добился бы положительного решения суда, но…
«Оформи документы как можно быстрее. Умоляю! Машу могут забрать в любой момент, понимаешь? И не афишируй, что малышка у тебя. Держи все в тайне. Прошу тебя, береги Машеньку!» — крутятся в голове слова Кати.
Я не должен верить предательнице, но почему-то ее последняя фраза действует на меня, как стоп-кран.
Отца я тоже привлечь не могу: на него распространяется легенда о нашем с Машенькой кровном родстве. Уверен, так будет лучше. Предпочитаю, чтобы оба моих родителя были уверены, что это их внучка.
Так что на данный момент я остался один на один против системы, винтиком которой сам же и являюсь. Парадокс. Или бумеранг.
Погруженный в собственные мысли, не замечаю, как преодолеваю путь к дому Екатерины. Адрес прописки я подсмотрел в одном из ее паспортов — и запомнил. Случайно, конечно же. Правда, не могу быть уверен на все сто, что она сейчас живет с матерью (по моей информации, дом именно родительский).
Катя вполне могла вернуться к мужу. И хоть заверяла меня в скоропостижной кончине этого отморозка, я прекрасно знал: он жив. Навел справки предварительно, выяснил, что Кобылин вернулся в Россию совсем недавно, буквально за пару дней до того, как меня накрыла проверка. Какое удивительное стечение обстоятельств!
Казалось бы, мне нечего делать у Кати. Все и так ясно. Но вопреки здравому смыслу, я паркуюсь возле двухэтажного дома, окруженного аккуратным цветущим садом.
Даю себе ровно две минуты на то, чтобы совладать с эмоциями. Однако ни хрена не помогает. Черт, с каких пор я стал таким неуравновешенным! Что эта стерва сделала со мной?
Достаточно! Пора превратить последний мост в пепел. Развеять по ветру и забыть.
Я настроен решительно, но при этом в глубине души надеюсь на… чудо? Как будто мира этого дурацкого не знаю, в котором каждый так и норовит нож в спину воткнуть. Сам ведь его частью являюсь, отнюдь не самой хорошей. Скорее, наоборот.
Быстрым шагом приближаюсь к двери. И одним движением, со всей силы вдавливаю кнопку звонка. Чтобы наверняка. Отрезаю себе пути отступления. Я должен убедиться. Сегодня. Оборвать ненужную привязанность, чтобы с холодным разумом продолжить борьбу. За Машеньку. За компанию. Наконец, за кресло депутатское, которое обязано стать моим.
Катя, ее предательство и вся ситуация — тянут меня назад, в пропасть. Делают слабым. А мне это не нравится.
Дверь открывается практически сразу. Резко и грубо, по-мужским. Нараспашку.
На пороге — долговязый мужчина, изрядно помятый, будто гулял всю ночь. Его продолговатая физиономия кажется мне смутно знакомой, но память на лица у меня отвратительная. В голове возникает единственное логическое предположение, кто бы это мог быть, однако я отгоняю его прочь. Может, все-таки адресом ошибся: перепутал цифры или вообще улицу неверно запомнил?
Но когда за спиной мерзкого мужчины появляется Катя, последняя надежда обращается в прах. Машинально отмечаю, что девушка заметно похудела и выглядит измученной. Ловлю себя на мысли, что хочется обнять ее и забрать домой, но вместо этого перевожу взгляд на ее мужа. Возвращаюсь в жестокую реальность, где я — главный идиот, которого обвели вокруг пальца.
— Ди-им? — ошеломленно выдыхает Екатерина и судорожно сглатывает.
Не ожидала? А я приперся. Правда, сам не понимаю, зачем.
Молча протягиваю ей папку. Что я делаю? Преподношу им чертов свадебный подарок?
Ладно, не обеднею. Пусть подавятся.
— Что это? — шепчет Катя и делает вид, что ничего не понимает.
Хорошо играет, только недолго. Вдруг ее лицо проясняется. Стерва даже радости скрыть не в состоянии.
