чем успеваю подумать. И откуда такая смелость?
Но пусть лучше так. Я выдыхаю с вопросом. Лучше узнаю сразу, чем буду ломать голову и страдать.
— Да, — без лишних отговорок отвечает Дым. И это короткое «да» больно колет под ребра, как ни пытаюсь скрыть. — Это Ника, невеста Дэна. Была его невестой, — сам себя поправляет он.
В тот же миг я откровенно жалею, что спросила. Вспоминаю, как Фед переживал, как корил себя за то, что несправедливо отнесся к ней, когда те собирались пожениться. И пусть он все же оказался прав в суждениях, вижу, что убедиться в этом ему не очень приятно. Немудрено, если даже мне смотреть противно. И месяца ведь не прошло.
— Как ребята справляются? Без него?
Я специально не спрашиваю, как справляется он. Дым не будет открыто говорить о своих чувствах — уже уяснила.
— Пытаются жить дальше, — произносит куда-то в пустоту и опускает баночку с мороженым на стол к недовольству Лисы, которая тем временем втихую продолжает налегать на шоколадную присыпку уже самостоятельно. — Но не проходит и дня без историй с его участием или каких-то дурацких приколов. Особенно Макс любит вспоминать. Мы помним о нем.
В отличие от нее, — сквозит между строк, хоть и не произносит вслух.
Домой мы возвращаемся в тишине. Лиса, утомившись, тихо сопит в автокресле, которое Дым, по его словам, одолжил на время у друга. Вот только усаживая дочь, я заметила неоторванную бирку на внутренней стороне. Федя перестанет меня удивлять?
Перед сном Лиса еще немного чудит, когда Паулина завозит на ночь Пони. У нее свидание «с продолжением», как она заявляет Дыму, который отчего-то фыркает ей в ответ. Черт, я его уже и к Паулине ревную, точно с ума сошла. Когда это началось, а? И закончится ли вообще?
Хотя, если быть совсем уж честной, я немного злюсь на его подругу. Здороваюсь как обычно, но быстро исчезаю с горизонта. Знаю, что Павлина невиновата, что не хотела этого, но ведь именно из-за ее видеозаписей Матвей нашел нас с Лисой. Вслух я, конечно, ничего не говорю, но это не мешает мне злиться под нос.
Я прячусь на кухне и завариваю себе чай. Не замечаю, как Лина уходит, а Лиса, катаясь по полу на пару с собакой, разгребает коробку с наградами Дыма. Зато уже скоро заслушиваюсь, когда он подробно рассказывает, какая и за что вручена.
Его голос звучит так обыденно, хотя ему определенно есть чем гордиться.
— Эту «За спасение погибших» я получил лет семь назад, когда ездил в командировку и тушил с парнями очень сложный верховой пожар, — объясняет ей, как взрослой, пока Лиса молча сидит у него на коленях и слушает с открытым ртом. — Мы тогда отстояли деревню, — говорит чуть веселее, и Лиса, прочитав эмоции, тоже радуется.
Малышка быстро начинает зевать, и, когда Дым вместе с Пони переносят задремавшую Лису наверх, я сама сую любопытный нос в сокровищницу. Перебираю награды, читаю названия. Глаза разбегаются, даже слезы проступают от чего-то. Здесь же столько спасенных жизней! Столько опасности, сил и самопожертвования! Дым изо дня в день служит на благо других. Он совершенно потрясающий человек. Мужчина.
Складываю все обратно: «За отвагу на пожаре», «Лучший начальник караула», первые и вторые места на каких-то соревнованиях, «Созвездие мужества». Не сразу замечаю тень, нависшую надо мной, вздрагиваю. Кажется, Федя уже какое-то время стоит рядом, пока я тут реву.
— Ты спас так много людей, — поднимаю на него глаза и шепчу, — ты должен понимать, насколько это невероятно. Ты так много сделал! Ты…
Дым не возражает, не оправдывает все случаем и судьбой, как обычно любит. Сейчас нет. Смотрит прямо, садится, чтобы забрать и отложить медали в сторону. Он заставляет меня встать, вытирает щеки. Так нежно — в груди щемит.
Он касается губами раз и два. Зарывается пальцами в мои волосы и продолжает целовать лицо. Спускается языком к шее, пока пальцы нащупывает пуговицу на спине и расстегивают ее, чтобы избавить от платья и оставить перед ним с обнаженной душой: лишь в колготках и прозрачном белье — оно недорогое, но новое, и Дым его еще не видел. Кусаю губы, но улыбаюсь, потому что угадала — ему понравилось.
Фед трогает мою грудь через тонкую ткань, играет с соском, оставляет языком влажный след, который возбуждает сильнее и приятно холодит кожу. Он поддевает бретельки и тянет по плечам вниз, высвобождая грудь. Набрасывается с новой силой, пока я только глажу его затылок и запрокидываю голову назад от удовольствия. Я прикрываю глаза, когда он пальцами очерчивает мой силуэт, дергает вниз колготки. С трусиками. После чего резко вырастает, подхватывает меня на руки со словами, что пора бы наконец вместе принять душ.
А на мой вопрос, когда это он успел запачкаться, если от него до сих пор пахнет мятным гелем, он отвечает коротко и ясно — что его мысли грязнее некуда.
Дым
Jah Khalib — Сжигая дотла
Одного раунда кажется невероятно мало, но мы никуда не спешим. Я с чистой совестью жертвую крепким сном перед сменой, потому что их таких будут еще сотни, а ночь… не хочется, чтобы кончалась.
Сейчас мне нравится наблюдать за Юной, распаренной после душа. За Юной с такими же красными щеками, как вино в ее бокале. Юной в моей футболке, которую я понемногу, почти незаметно задираю выше. За расслабленной девчонкой, которая лежит рядом и открыто рассказывает о прошлом.
— С Матвеем мы познакомились в институте. Глупо, наверное, но тогда мне казалось, я выиграла в лотерее, потому что… Ну как еще можно было объяснить, что крутой парень обратил внимание на такую, как я? По нему сохли все, даже старшекурсницы.
Я бы предпочел слушать о ком угодно, кроме этого мудака, но он — часть прошлого Юны. И мне надо знать, с чем имеем дело.
— Какую такую? — переспрашиваю. Не хочу видеть, как закрывается в неприятных воспоминаниях. Глажу пальцами нежную кожу бедер, оставляю цепочки мурашек.
— Не знаю, — пожимает плечами, — простую.
— Ты не простая, — возражаю очень честно, потому что ничего простого в Юне не вижу. Взглянула бы на себя моими глазами. Неужели не понимает?
От обычных слов румянец на ее щеках проступает с новой силой. Она прячется за бокалом, делает несколько глотков вина и скромно улыбается мне, пока на шее и ключицах появляются красные пятна. Девчонку так просто смутить. Обожаю смущать ее.
— Так и куда он делся? Три