На улице декабрь. Небо ярко-голубое, снег, лежащий на земле, переливается серебром. Солнце слепит. Природа радуется вместе со мной. Ищу глазами его, в надежде, что он выйдет откуда-то или, как всегда, уже не выдержал, наплевал на уговор и приехал забрать меня. Но никого нет. Набираю номер, но в ответ: «Данный абонент находится вне зоны действия». Сжимаю трубку. Противная мелкая дрожь накатывает волнами.
От дурных мыслей отвлекают русские народные песнопения, гармонь. Все пускаются в пляс.
— Сюрприз! — обнимает Аня, в другой руке у неё соленый огурец. Откусывает. — Думала, мы по-тихому проводим тебя? Хошь огурчик? — забивает рот.
Пережевывает закуску из деревни.
— Э-ге-гей, народ! Давай веселей!
— Анька, сумасшедшая.
— Вся в тебя! Тащит меня в эпицентр баянного стайла.
— С ним или без него, но проводы невесты будут.
Соседи присоединяются к хороводу. Получается шумно и весело! Гармонь почти рвется от песен.
Тянут меня в середину, танцуют, мне удается на время забыть о волнении.
— Ну, все, расступитесь! Опаздываем.
— Папа? Папочка! — еще один сюрприз, который заставляет прослезиться.
С того момента, как сообщила, что выхожу замуж, папа ни видеть, ни слышать не хотел.
— Ты пришел!
— Ну а как же! Должен же я проводить свою дочь. Хоть будет повод засадить твоего женишка, в следующий раз.
— Папа! — смеюсь, прижимаюсь сильнее.
— Красавица моя! Поехали, а то опоздаем. Мне надо еще успеть патроны по пути купить! Бабы, по машинам! Отставить выть!
Усаживаюсь на заднее сиденье, расплавляя платье. Набираю еще несколько раз номер — «Абонент недоступен».
глава 71
Акси.
— Акси, ты чего застыла? — стучит по стеклу. — Приехали!
Дергаюсь. Опускаю стеклоподъемник. Растягиваю насколько можно губы. В груди щемит, и каждый вдох дается тяжелее прежнего.
— Может, уже передумала? — вкрадчиво, подшучивает подруга. — Может, сбежать хочешь? Мм?..
— Не знаю, Ань! — тру шею, как будто мало кислорода. Пульс постукивает в висках. Прикладываю пальцы, круговыми движениями потираю виски и переносицу.
— Чего не знаешь? Та-а-ак, сделай вдох полной грудью и выдох, давай, вместе!
Вдох, втягиваем свежий воздух, и выдох!
— Полегчало? А теперь вылезай.
— Ни черта не полегчало. — В носу щиплет. — Не отвечает, уже раз десять позвонила, абонент вне зоны. Может, что случилось?
— О-о-о! Нет, подруга! Это что тут у нас глазки заблестели и голос задрожал? Реветь собралась? Ничего с ним не случилось. Он самого черта в котле сварит. Сейчас прилетит. Хоть у кого-то из их семейки нет поврежденных генов трусости.
Выходи, время есть еще.
***
Перезвон колоколов оповещает о радостном событии на километры, разрезая тишину. Два голубя, вместе улетающие в небо, провожают счастливую пару. Ее сменяет другая. Следующие мы. Но никого. Ни одного намека, что он близко. Сжимаю белоснежный букет роз. Мне кажется, что лепестки скукоживаются и чернеют. Они медленно умираю в ожидании, как и я. Наблюдаю, как стрелка ползет к двенадцати, а вторая стоит на трех.
Ветер потихоньку меняет направление, надо мной сгущаются тяжелые серые тучи. Солнце прячется за ними.
Невидимая петля медленно затягивает мою шею, но я стою, не двигаясь с места.
«Он придет, придет, придет, иначе невозможно».
***
Церковный звон снова звучит в моих ушах. 15:00. Смотрю в сторону дороги, она размывается?! Или я снова плачу?
— Девушка, вы проходите на церемонию или у нас следующая пара?
Уступаю, но хватаюсь за руки веры и надежды. Это все шутка. Сценарий дешевого спектакля. Розыгрыш, не более.
Теплая ладонь ложится на плечи.
— Акси, девочка моя! — в маминых глазах отчаяние.
Не хочу этого видеть. Не хочу! Боже, не хочу!
«Не смотри на меня так», — хочу прокричать.
Стискиваю зубы. Выходит жалкий скулеж.
— Мама… Я…
— Ну, ну! Все хорошо! — смахивает крушение радужных надежд. — Дорога, заносы — все бывает.
— А я говорила! Говорила! — язвит тетя за спиной.
Я не могу с ней спорить. Меня рвет на части. Прокусываю губу от переживания. Но тетя получает удовольствие от своих вердиктов.
— Фото отправлять — плохая примета. Кольцо уронила перед выходом, так еще и напялила не купленное, а чье-то. Ну кто ж слушает тётку!
— Люся! — шипит мама.
— Что Люся? — складывает руки на груди.
— Заткнись ты уже! Без твоих мыслей тошно.
— Доченька, давай я сама позвоню.
***
Полчаса, час, полтора. Готова выстоять еще. Только дай знать, что все не кончено. Дай мне знать, что нам еще по пути!
Тьма, она скребется в мой мир. Что это за треск? Рвется моя душа. Мое нутро. Мое счастье лохмотьями падает мне под ноги.
Ах-ха-ха-ха-ха. Счастье? А было ли оно? Или я его нарисовала в воздухе?
Счастье, какой у него срок годности? Кто устанавливает таймер?
Тошнота подкатывает к горлу. Эти счастливые рожи, выходящие из храма, обходят меня стороной с вопросами, кто я. Зачем я здесь?
Я слышащая, но глохну. Я видящая, но слепну. Земля начинает вертеться под ногами. Не понимаю, где север, где юг. Отчаяние стоит за моей спиной. Обволакивает меня погребальным саваном. Нашептывая несвязную речь. Умираю.
****
— Ну, это уже ни в какие ворота! Аксинька, опозорилась ты сама, мать, отца опозорила. Не просто отца — генерала! Говорила же, богачам ты не всралась, бандюки одни, да и только. Наигралась в любовь. Собирайся! Домой едем. Отгуляли. Олег! Что ты стоишь как истукан, забирай свою непутевую дочь.
— Теть Люсь, что вы несете! Акси, может, номер родных есть, а?
Душу крик и подступающую истерику.
Отрицательно качаю головой. Закрывая глаза. Пропуская упреки.
— Ален, а ну неси пятьдесят грамм для начала, или она тут замерзнет, — накидывает на меня манто.
Папа кидает сигарету в снег. С остервенением, злостью и сожалением.
— Олег, стой! — плачет мама. — Не надо, так только хуже будет.
Движется ко мне. Хватает под локоть.
— Поехали! Сучонок! Попрыгает у меня. Пошли, хватит. Концерт окончен.
Упираюсь ногами, пытаясь освободиться.
— Давить всех надо было раньше. Отродье это. Пошли!
— Нет! — вырываюсь. — Нет, не пойду. Он придет. Что-то случилось, чувствую.
— Пойдем в машину. Хватит.
— Дядь Олег, ну чего вы! Давайте еще подождем.
— А ты не лезь! Отец сам разберется со своей дочкой. Сама вон брюхатая. И Аксиньку потянула.
— Что? Это не ваше дело! За своим Семой смотрите, бабой был бы краше.
— А ты моего Семку не трогай.
— Заткнулись все!
К церкви подъезжают машины органов правопорядка. Из них выскакивает конвой.
— Здравия желаю, — отдают честь отцу.
— Что случилось?
— Что-то странное, Олег Ростиславович. Съехалась комиссия и требует вашего присутствия.
Папа отпускает мою руку. Вижу, как лицо его бледнеет.
— Как это понимать?
Служащий пожимает плечами.
— У меня приказ вас доставить любым способом.
Последнее слово проглатывает.
— Способом? Сынок, ты что несешь?
— Олег, что случилось?
— Света, оставайся с дочкой! Мне нужно отъехать.
— Нет, я поеду с тобой!
— И меня заодно довезете, брат. Не собираюсь больше унижаться.
— Мам, езжай, я с Анькой тут побуду, только тетю Люсю увози от греха.
***
Вера умирает последней. Кажется, так говорят.
Облизываю пересохшие губы, которые искусала за время ожидания. Сильный порыв ветра срывает фату, и она летит в раскатанный снег. Тонет в грязной жиже. Поднимаю лицо к небу, чтобы удержать слезы.
— Акси! — обнимает меня подруга. — Послушай, может… он…
— Не смей это произносить!
Она прижимает меня к себе!
Жестами спрашивает мою сестру, дозвонилась ли она. Все очевидно. Но я не верю!
— Пойдем присядем, пойдем!
— Нет! А вдруг отойду, а он не увидит меня и правда уедет. Подумает, что я не пришла.
