сразу у двоих из тройни. Чтобы наверняка. А заодно и у сына Лоры. Продуктивно сходил «на чай» к навязчивой подруге Агаты. Не только массу сплетен больничных узнал, но и приблизился к поиску… своих детей. Язык не поворачивается больше говорить об одном наследнике.
— Проходите, чего вы там застыли? — бурчит Петр Валентинович, выводя меня из тяжелых размышлений. Занимает свое место и надвигает на глаза окуляр. Опускает лампу, регулируя поток света, и наклоняется, сгорбившись над столом.
Обхватив Макса за плечи, слегка подталкиваю его к мастеру. Помогаю взобраться на высокий стул, а сам становлюсь рядом, нависая на подставкой.
— Что на этот раз интересного раздобыл? — хмыкаю я, наблюдая, как Петр Валентинович перебирает и смазывает механизм наручных часов, явно старинных.
Пока я за границей гоняюсь за редкими экземплярами, он заменяет меня в России. Петр Валентинович такой же безумный, как я. Поэтому я и доверил ему салон. Он горит своей профессией. Относится к часам, как к детям родным, следит за ними, ремонтирует, пылинки с витрин сдувает. И еще не упускает случая добавить в нашу местную импровизированную коллекцию очередной необычный экспонат.
— Утром мужик какой-то принес. Он нашел их в вещах покойного деда, сначала выбросить хотел, но на всякий случай к нам заглянул. Сам понимаешь, Адам, от такой красоты я отказаться не мог. Да и сэкономил хорошо, дешево выкупил, — оправдывается Петр Валентинович, потому что знает, насколько плохи у нас дела. По сути, салон существует полностью на дотации от своих «заграничных собратьев». — Но этот товарищ стоит каждого потраченного рубля! Часы «Делемонт», — прикрыв механизм, он показывает мне циферблат. — Производство "Орлофф", Швейцария-Россия, 50-е годы.
Присаживаюсь рядом с притихшим Максом, по плечу его хлопаю, пытаясь вернуть в реальность. Но напрасно: он утонул в мире цифр, стрелок и шестеренок.
Петр Валентинович переворачивает часы и возвращается к механизму. Как по команде, мы с Максом подаемся вперед, чтобы лучше рассмотреть каждую деталь.
— Механизм А.Шилд 1361 на 17 камнях, автоматический завод, противоударное устройство Инкаблок, — комментирует мастер.
Слышу, как шумно дышит Макс. Издаю слабый смешок, но тут же кашляю в кулак, чтобы он не решил, будто я издеваюсь над ним. Наоборот, вижу в мальчике с горящими глазами… себя.
И хоть внешне он — копия красавицы Агаты, но в душе тот еще часовщик.
— Ремешок для них подберу новый, — прижав металлическую крышку до щелчка, Петр Валентинович отклоняется и выдвигает один из ящиков стола. — Как думаете, какой цвет лучше?
Раскладывает перед нами несколько типов кожаных полосок.
— Темно-коричневый.
— Этот!
Указываем с Максом на один и тот же ремешок. Мастер улыбается, глядя на нас, но тут же принимает серьезный вид и наклоняет голову, заканчивая облагораживание часов.
— Что не так? — внимательно сканирую Макса, который беззвучно губами шевелит.
— Можно листок и ручку? Я боюсь, что забуду название, — заявляет вдруг, но ловит мой вопросительный взгляд. — Хочу маме показать, а она мне копию поищет.
И вновь уголки моих губ упрямо ползут вверх. Не могу без улыбки смотреть на маленького мужика, который и от цели своей отступиться не может, и деньги мамины экономит. Сознательный. Порой мне кажется, что он серьезнее и ответственнее меня. Эти черты ему явно от Агаты достались.
— Не надо, — ухмыляюсь.
— Почему? — обреченно выдыхает. — Мама всегда находит то, что я прошу!
— Потому что, — забираю у мастера часы и протягиваю Максу, — они теперь твои.
— Неа, дорого, наверное, — выставляет руки перед собой. Отказывается, а сам удержаться не может, чтобы еще раз не обвести часы взглядом искрящимся, но с оттенками грусти.
— Считай, что ты у меня дома, — пытаюсь убедить. — Если откажешься от подарка, то обидишь меня.
Пока Макс размышляет, как ему поступить, я беру его руку, снимаю с запястья китайский ширпотреб — и застегиваю кожаный ремешок.
Постукиваю пальцем по циферблату с надписью «Orloff» — и ни секунды не жалею о том, что отдал часы мальчишке. Почему-то уверен, что Макс будет беречь их, как Петр Валентинович бережет мой салон.
Три одержимых коллекционера в одном замкнутом пространстве. Надо же, собрались вместе.
Мастер, извинившись и сославшись на дела, скрывается в небольшой подсобке. Я же поворачиваюсь к Максу, который не может глаз отвести от подарка. Подводит часы, поглаживает пальцем циферблат, поправляет ремешок на запястье.
Почувствовав мой пристальный взгляд, все-таки поднимает голову. И внезапно бровки черные хмурит. Мимика у него тоже как у Агаты.
— О маме спросить хочешь? — Макс оказывается весьма проницательным. — Ты ей не нравишься, — одной честной фразой рубит мои планы на корню и виновато пожимает плечами.
— А Макар из больницы ей, значит, нравится? — злюсь я, но не на мальчишку. И даже не на Агату. Насильно мил не будешь, и между безответственным бабником и главным врачом серьезная женщина с тремя детьми, разумеется, выберет последнего. Он надежнее.
Раздражает то, что времени много потерял я, занимаясь бесполезными поисками и отталкивая чертовку от себя. И продолжаю медлить.
Идиотский тест ДНК. Без него у меня связаны руки.
— Не-е-е, — кривится Макс и активно головой машет. — От него маму вообще тошнит, — изображает рвотные позывы.
Поведение мальчишки и его слова вызывают смех. Выдыхаю с облегчением. Минус Макар. Не все еще потеряно.
— Значит, шанс у меня есть, — размышляю вслух. — По сравнению с Макаром.
— Не значит, — Макс жестоко обрубает слабые зачатки моей надежды. Весь в мать, такой же черствый и непоколебимый.
— Да почему? — подаюсь вперед и прищуриваюсь. — Еще кто-то у мамы есть? Другой мужчина?
Ответа не слышу, но уже заранее самовозгораюсь. Я ведь не знаю ничего о личной жизни Агаты, не интересовался. Виделся с ней или в клинике, или во время наших «вылазок» в поисках наследника. И однажды в спортзале, после чего ее образ долго преследовал меня.
Шикарная женщина. Не может быть она одинокой. И дети слишком приятные и милые, чтобы быть помехой для отношений. Это только я такой идиот с навязанным самому себе табу. Любой адекватный, здоровый мужик схватил бы Агату и не отпускал.
— Нет, — одним коротким словом успокаивает меня Максим. — Но мама говорит, что если в магазине закончился свежий хлеб, то лучше… никакой не брать, чем есть что попало, — с трудом воспроизводит длинную фразу, видимо, Агату в точности цитируя.
Вот чертовка! Перебирает, носиком вертит. Хотя имеет право. Я еще в спортзале ее зауважал, когда узнал, как она Ромку отбрила. А сейчас — с новой силой. За то, что на меня не вешается и не пытается денежный мешок вытрясти по максимуму, хотя я в том состоянии, что сам готов ей все
