его слово. Богдан думал, что я стану ждать его из армии. А я разорвала отношения и стала встречаться с его другом. В тот период всё пошло наперекосяк. И у меня, и у Тихомирова. Хотя уверена, о таком событии, как рождение ребёнка, Богдан не жалеет.
— Твоему сыну… Саше… сколько ему? — спрашиваю, опомнившись.
Я думала, он совсем мелкий, недавно родился. Оказывается, всё случилось гораздо раньше. Другая женщина, не я, утешила солдата в своих объятиях.
— Десять лет.
— Десять… — беззвучно повторяю я.
Богдан устало потирает пальцами переносицу, а я смотрю на него и в очередной раз понимаю, что многого о нём не знала. Теперь иначе воспринимаю. Не просто мужчина, чей-то отец. Десятилетнего мальчика. Свихнуться можно.
— Я бы что-нибудь выпила, — произношу негромко.
— Жасминовый чай? Сейчас чайник включу.
Он всё это время, чёрт возьми, помнил, какой чай я люблю. Случайность? Теперь я так не думаю.
Волочусь следом за Богданом на кухню, забираюсь на высокий стул у барной стойки. Смотрю на широкую спину Тихомирова и пытаюсь вспомнить тот период.
Одним летним вечером мы с одноклассниками собрались на встречу. После окончания школы примерно два года прошло. Я не хотела идти, потому что особо ни с кем не дружила, не считая Ирки Некрасовой. Она была нечастым гостем на уроках, но с ней у меня сложились более-менее тёплые отношения. Тимур настоял. Пообещал, что будет весело. Я тогда удивилась, что Тихомирова в нашей компании нет, на что парни, Серёга и Денис, отшутились, будто он ребёнка нянчит. Клянусь, я подумала, что это стёб, не больше. Не обратила никакого внимания. И вот сейчас понимаю, что они, видимо, знали. Возможно, не все подробности, лишь детали. Но больше, чем я. Потому что после услышанного я сижу, словно прибитая.
Тихомиров неохотно рассказывает о том времени. Я задаю простые вопросы, пью чай, в душу не лезу. Мне важно знать хотя бы минимум. Понимать, что для нас с ним действительно ничего не изменится. Я эгоистично хочу его себе. Всего. Как раньше. Вот только понимаю, что так, наверное, больше никогда не получится, и от этого становится грустно. В груди тесно и давит так сильно, что порой дышать нечем.
Короткий период времени Богдан встречался с женщиной по имени Карина. Ей было слегка за тридцать. Расстались без претензий, долго не виделись. Через несколько месяцев Богдан встретил её в торговом центре с округлым животиком. Зацепил, стал допрашивать. Она попросила больше никогда её не искать и не трогать. Ребёнок от мужа, и точка. Что у неё был муж, выяснилось только тогда. Ничего необычного, решила развлечься во время ссоры.
После короткого разговора стало ясно, что Карина врёт. Бегающий взгляд, нервозность. Богдану удалось затащить её в кафе и выведать все подробности. Оказалось, что забеременела она намеренно. О таблетках соврала. Безумно хотела ребёнка. С мужем была в ссоре. Он старше её и уже имел троих ребятишек, но вот с Кариной не получалось. У неё были предположения, что он сделал вазэктомию.
После долгих уговоров, обследоваться муж наотрез отказался и сказал, что Карина вправе рожать от кого хочет, хоть от донора. На фоне ссоры она и встретила Тихомирова. Молодого, горячего, ненасытного парня. После первой ночи попросила его не предохраняться, потому что пьёт оральные контрацептивы. Справку о том, что здорова, обещала предоставить, и этого вполне ему хватило. Богдану нужно было куда-то выплеснуть накопившуюся за год сексуальную энергию.
А дальше… дальше незащищённый контакт с незнакомкой сыграл с ним злую шутку. Беременность Карины при такой шаткой финансовой ситуации, как у Тихомирова, была катастрофой. Начались долгие споры, выяснение отношений, а после запрет на общение с ребёнком. Богдан приезжал, стоял у коттеджного посёлка, но охрана даже на территорию его не пускала. Можно было расслабиться и забить, зная, что сын одет, обут и накормлен, но что-то не отпускало. Тянуло его, держало. Все попытки Богдана что-либо предпринять упирались в финансы — у двадцатилетнего парня, который каждую копейку вкладывал в лечение сестры, их не было. С ним никто не считался.
— Когда ты стал видеться с Сашей? — спрашиваю, сделав глоток остывшего чая.
— Регулярно — четыре года назад, когда Карина развелась и повторно вышла замуж. Я плачу алименты, приезжаю к нему в гости, звоню, пишу. Без препятствий теперь. Да и я уже не пацан с улицы, чтобы просто меня послать.
— Саша как к тебе относится?
— Первое время настороженно относился. Долгое время он считал отцом другого человека. Сейчас я для него просто друг, Богдан. Папой он меня не называет, но иногда проскальзывает.
Тихомиров отвечает с улыбкой, а у меня сердце сжимается от одного его взгляда. Ему хотелось бы большего, и это нормально.
— Мне очень жаль… Теперь я понимаю, почему ты так отреагировал утром на новость о незапланированной беременности. Обжёгшись на молоке, дуешь на воду. Хочешь, чтобы в следующий раз всё было по-другому.
— Типа того, — усмехается Богдан.
— Покажешь его фото?
Тихомиров разблокирует мобильный, листает альбом, увеличивает. Мне хватает доли секунды, чтобы понять, что на фотографии его сын. Тот самый взгляд почти чёрных глаз, угольные брови и ресницы и та самая улыбка с едва заметными ямочками на щеках. В одиннадцатом классе я в неё влюбилась.
— Саша твоя копия.
— Я знаю.
Вернув Тихомирову телефон, убираю грязные чашки в раковину. Вопросов ещё много, но я не решаюсь их больше задавать.
Помыв посуду, иду наконец в душ. Я чуть спокойнее, чем была час назад, когда хотела сбежать. У Богдана есть сын. Что такого, правда? В конце концов, я тоже могла бы родить от Тимура. Интересно, этот факт отпугнул бы Тихомирова? Хотя бы немного?
Вернувшись в спальню, вижу приглушённый свет и Богдана, который читает что-то в телефоне. Серьёзный, нахмуренный. Я так хочу к нему. И его хочу. Сняв халат, забираюсь под одеяло и льну к нему всем телом. Уловив мой настрой, Богдан откладывает мобильный на тумбу, нежно целует меня в губы.
Между нами ничего не изменилось. Ничего. Я всё так же обожаю чертить ногтями узоры на его коже, он по-прежнему берёт меня сильно и грубо, вдавливая в матрас. Вот только кончить у меня не получается. Как ни пытаюсь. Впервые с ним так.
Утром я просыпаюсь в одиночестве. Так неуютно и непривычно. И только смятые простыни и мелкие синяки на теле напоминают о том, что Богдан провёл эту ночь вместе
