— Поскольку в момент вступления в наследство вы были несовершеннолетней, право распоряжения движимым и недвижимым имуществом было у вашего отца Михаила. Я здесь, чтобы обеспечить передачу активов в ваши руки.
Это был Соломон Давидович, работавший еще с моим дедом, и я пыталась вспомнить, что случилось после смерти мамы. Поскольку долгое время я лежала в больнице, где и выявили мой недуг, то и завещания я не читала и о его содержании не слышала. Мне не верилось, что нотариус мог пойти на сговор с отцом, вздумай он лишить меня всего, но ведь было много способов, как Топорков мог оставить абсолютно всё себе. Однако не сделал этого в итоге. Кажется, остатки совести в нем еще тлели.
— Нина Михайловна? Всё в порядке?
Я кивнула, когда Соломон Давидович повторил свой вопрос. Всеми документами занимался Глеб, которому я доверяла, так что подпись я ставила только при его одобрении. Он злился, что я вообще пошла на уступки, но понимал, что это наименьшее из зол и не препятствовал этому, однако всё же заставил меня выставить условие, которое неохотно, но отец принял — отдаю я ему только десять процентов акций, которые завещать он может только мне, а также даю право на мой голос в компании на ближайшие двадцать лет.
Отец скрежетал зубами, но согласился и забрал себе дом и часть фирм, в котором мама владела менее пятью процентами, я же — трастовый фонд, земельный участок, квартиру и регулярные выплаты дивидендов от деятельности основной компании. Не знаю, бесилась ли после Лиля, но я чувствовала удовлетворение, ведь компания была основана еще моим дедом, и Алиса в качестве наследницы была бы ни к месту. Отцу придется постараться, чтобы обеспечить ей безбедное будущее, но это уже не мои проблемы.
Впрочем, ей проплатили учебу и, кажется, отправили заграницу, так как в нашем городе ее все знали и не привечали. Демидов всё же приложил к этому руку.
Несмотря на попытки отца замять скандал, наружу всплыли и тайны Лили, но тут я подозревала Ивана, отца Глеба, который, не получив денег, мстил всем, до кого дотянулись его руки. Против женщины возбудили дело о даче взятки, это вызвало общественный резонанс, и замять всё отцу не удалось. В тюрьму не посадили, но путь в высшее общество, о котором она так грезила, стал для нее недостижимой мечтой. С такой-то репутацией.
Денег, которые оставила мне мама, с лихвой хватило на лечение: лекарства, процедуры, оплату лучших врачей. Пришлось закончить школу экстерном и пропустить поступление в университет, но это того стоило.
Я наконец будто вздохнула полной грудью.
Мы с Глебом жили в моей квартире, над чем он часто подтрунивал, но та, в которой он жил раньше, была занята его мамой. Она пошла на поправку, оформила развод и начала жить своей жизнью. Иногда я ловила ее грустный взгляд, который откликался у меня внутри солидарностью, но поскольку она не делилась своими переживаниями, то и лезть в ее жизнь я не считала правильным.
За год лечения у меня наметились сдвиги. Конечно, полноценно слышать я могла только со слуховым аппаратом, который всегда носила с собой, но это и без того превосходило все мои ожидания.
— Ты готова? — вдруг раздался голос Глеба, который выглядывал из коридора.
Я провела пальцами по маминому фортепиано, улыбнулась и кивнула. Сегодня намечался юбилей моей компании. Сердце мое бешено колотилось от тревожного чувства, но я старалась дышать размеренно и спокойно. Однако мандраж никак не отпускал, ведь впервые за последний год я увижу семейство Топорковых вживую.
— Слушай, что-то я переживаю. Может, не поедем никуда?
Вышла в коридор, где Глеб стоял у порога и листал что-то в смартфоне. Как только услышал меня, сразу же оторвался от экрана, положил телефон в карман и присвистнул, увидев меня в наряде.
— Ты обворожительна, Нин.
Демидов скользнул ко мне, его руки сразу же легли мне на талию.
— Ты постоянно это говоришь, — закатила глаза.
Не то чтобы не верила ему, нет, я всегда знала, что природа не обделила меня красотой, но порой от его комплиментов смущалась. Ведь Глеб не другие парни, он тот, в кого я была влюблена с детства. И мне будто до сих пор не верилось, что главный задира, каким он был лет в тринадцать, стал ручным котярой в моих руках.
— И буду еще чаще напоминать, — с важным видом кивнул он, а затем спросил: — Чего ты боишься? Я буду рядом с тобой весь вечер.
— Честно, не знаю. Но я не видела их целый год, не уверена, что внутри отболело всё. Я ведь до сих пор не понимаю, что сделала не так.
— Так, пока еще Жданова, — обхватил мои щеки руками и поднял, заставляя смотреть себе в глаза.
От этого намека у меня перехватило дыхание, но я запретила себе думать об этом прямо сейчас. Одного переживания в сутки и без того хватает.
— Ты всё делала, делаешь и будешь делать так. Это с ними проблема, не с тобой. Они просто говнолюди, с этим ничего не поделать.
— Да понимаю я разумом, но… Я весь год думала, и одного не пойму, в чем я виновата? Отец ведь Алису и правда больше любит, неужели у него не нашлось и капли этой любви для меня? В конце концов, я не только мамина дочь, во мне и его кровь течет.
Как бы я ни решила год назад, что отныне он для меня умер, но сердце этого понимать не желало. В душе я по-прежнему оставалась ребенком, который жаждет родительской любви.
— У тебя я есть, Нин, всегда об этом помни. Ни на шаг от тебя не отойду, пока эти курицы там.
— Глеб! — воскликнула и улыбнулась, шлепнув его по груди. — Не вздумай это при всех сказать, там ведь и журналисты будут. Не хочу завтра читать заголовки по типу «В семействе Топорковых очередной разлад».
— Обещаю, буду паинькой и не испорчу вечеринку.
— Что-то я в этом сомневаюсь, — хмыкнула, зная его характер. Мою невольную родню он не переваривал на дух, ненавидя их даже больше меня.
— Честно-честно, Нин. Я же обещал, а я своих обещаний не нарушаю, ты же знаешь.
— Знаю, — улыбнулась, довольная раскладом.
Бизнес мне был не интересен. Как только я смогла подумать о будущем, обнаружила, что мне нравится помогать таким же, как и я. Так что я решила в этом году поступать на сурдолога. И как бы это странно ни звучало, но определиться мне помогла просьба Лекса. Весьма неожиданная для меня, но важная для него. Оказалось, что он влюбился в девушку, у которой младший брат не мог слышать, так что пока я учила его языку жестов, поняла, что это то, что мне нравится — помогать.
Но поскольку я была владелицей внушительных акций процветающего предприятия, оставлять без внимания дедовское детище было верхом глупости. И я приняла единственное верное решение.
— Как ты думаешь, Топорков сильно злиться будет? — спросила у Глеба уже в машине, когда мы выехали на дорогу.
— На то, что я буду представлять твои интересы?
Глебу нравилось заниматься бизнесом. За этот год он открыл с другом два весьма успешных тренажерных зала, но я видела, что он способен на большее. Так что мне понадобилось всего две недели, чтобы уговорить его в будущем занять место председателя в компании, которую сейчас возглавлял мой отец.
— Я думаю, у него пар из ушей пойдет, когда он увидит двадцать первый пункт договора, — Глеб усмехнулся и сжал руль. — Хочу увидеть его лицо, когда он поймет, что зря нас недооценивал. Кто бы мог подумать, что подмахнет документ не глядя. Видимо, так обрадовался, что ты не собираешься вмешиваться в рабочий процесс.
Год назад это был экспромт со стороны Глеба. В пункте про сроки он якобы забыл вписать ноль, так что отец с чистой душой подписал документ о передаче права управления компанией всего лишь на два года, а не двадцать лет, как он мечтал. Будь его воля, и вовсе бы отстранил меня от дел на пожизненно.
Когда мы приехали к ресторану, почти все уже собрались. Мой взгляд первым делом выцепил семейство Топорковых, и я нервно сглотнула. Сердце застучало, словно отбойный молоток, и я вцепилась пальцами в руку Глеба, который воспринимался мною, как оплот надежности. Что ж, сегодня будет тяжелый вечер. Вот только я уже не та глухая Нина из прошлого, теперь у меня есть голос, который я не собиралась держать при себе.
