такое чувство, будто ты избегаешь темы?
— Какой темы?
Он приподнимает брови.
— Прошлого вечера.
— О. Ну. Ты был не в себе, — я взмахиваю рукой, делая шаг назад. Ветерок от взмаха приносит его тёплую пряность в мою сторону. Он пахнет слишком соблазнительно. — Non compos mentis9 и всё такое. Всё нормально.
Меж его бровей пролегает складка.
— Тогда почему ты кажешься расстроенной? Пожалуйста, скажи мне, что не так, Фрэнки, — Рен всматривается в мои глаза.
— Не могу.
«Я не могу чувствовать к тебе такое. Я не могу хотеть тебя. Я не могу это сделать».
Что-то на его лице меняется, взгляд пробегается по моим чертам, будто он прочёл мои мысли.
— Могу я спросить тебя кое о чём? — мягко произносит он.
Нет.
Ничего хорошего из этого не выйдет, я уже чувствую. Он ошибочно принимает моё молчание за согласие.
— Там было… — Рен сглатывает, проводит рукой по волосам. — Что ты сказала вчера вечером, когда я засыпал? Так и вертится на языке, но не могу вспомнить.
Моё сердце бешено стучит. Чёрт. Чёрт.
— Эм… ничего. Я… ничего.
Его глаза всматриваются в мои.
— Ничего, потому что ты говорила не всерьёз? Или ничего, потому что ты не уверена, хочешь ли, чтобы я это слышал?
У меня в ушах шумит кровь. Я облизываю губы, сцепляю дрожащие руки.
— Я не уверена, — шепчу я.
Рен делает шаг ближе. Я с непониманием всматриваюсь в его глаза. Если он меня услышал, если он знает, что я разрываюсь из-за чувств к нему, тогда что?
Удерживая мой взгляд, он проводит тыльной стороной ладони по моей руке, отчего тело пронзает зарядом электричества.
— Думаю, мне надо кое-что тебе сказать, — тихо говорит он.
Я смотрю на Рена, и страх неизвестности гложет меня изнутри. Я прикусываю губу, пока не начинаю ощущать тёплый медный привкус крови.
— Фрэнки, — в его голосе слышится спешка. Он проводит большим пальцем по моей губе и освобождает её. Подушечка его пальца гладит укушенное место. Его глаза не отрываются от моих, ищут ответы, которых у меня нет. — Ты делаешь себе больно.
Я отстраняюсь, но Рен делает шаг вперёд вместе со мной, плавно, интуитивно, совсем как во время Великого Голого Танго с Полотенцем. Я делаю финальный шаг назад, пока не оказываюсь прижата к штукатуренной стене. Она покалывает мою кожу, и это желанный дискомфорт. Самая капелька боли в сравнении с тем, что раздирает меня.
Рен слышал моё признание. Он знает, что у меня чувства к нему. И теперь он собирается милостиво и нежно разобьёт моё неопытное сердце. Я уже знаю.
— Ты в порядке? — шепчет он.
— Да не особенно, — я вытираю нос тыльной стороной руки, затем беру пальцами свои подвески. Я кручу маховик времени, просовываю палец в мини-ворота для квиддича. — Я не лучшим образом справляюсь со стрессовыми ситуациями. Я нервничаю. Излишне накручиваю себя. Драматизирую. Прям в викторианском духе.
Рен смотрит на меня, и череда эмоций проносится по его лицу прежде, чем я успеваю распознать хоть одну из них.
— Вот теперь я точно знаю, что ты расстроена, Фрэнки. Ты отпускаешь плохие, самоуничижительные шутки.
Я хмуро смотрю на него. Он тоже смотрит на меня, и его светлые глаза загадочны, как и луна позади него.
Я отвожу глаза. Я не в силах справиться с интенсивностью его взгляда. Я смотрю на его туфли, широко расставленные в траве. На его длинные ноги. Вверх по крепкому торсу до впадинки у основания горла. Я закрываю глаза и вспоминаю, как он выглядит под этой безупречной рубашкой. У него одно из тех тел, которые не грех вырезать из гранита. Сила, облачённая в красоту.
Я так сильно хочу Рена. Я хочу его так же сильно, как хочу убежать от него со всех ног. Потому что я уже долго, очень долго никого к себе не подпускала. Это неизменно пугает. И ещё больнее теперь, потому что я знаю об отказе ещё до того, как успела попросить дать мне шанс.
— Фрэнки, — мольба в его голосе привлекает мой взгляд. Я не сумела бы отвернуться, даже если бы захотела.
— Когда я скажу то, что собираюсь, я хочу услышать, что ты честно чувствуешь, но… не сейчас, если можно. Я надеюсь, что ты сначала обо всём немножко подумаешь.
Я морщу нос.
— Обычно я не так функционирую, Зензеро. У меня мало фильтра между этим и этим, — я показываю сначала на свой висок, потом на рот.
— Одна из многих вещей, которые мне нравятся в тебе, — он улыбается. — Но я думаю, мои слова могут тебя немного… шокировать. Это хотя бы выиграет мне несколько драгоценных секунд, чтобы выйти из твоего дома и забраться в фургон. Я так и сделаю. Потому что я трус.
Я сглатываю нервозность, сжимаю руки в кулаки, когда по мне проносится странный разряд страха и тревоги.
— Ты наименее трусливый человек из всех, что я когда-либо встречала, но ладно.
Рен тяжело выдыхает.
— Итак. Сказав это, я уйду. А когда ты будешь готова… если будешь готова… скажи мне, и мы поговорим, — он смотрит на ночное небо, будто ищет среди звёзд нечто, что земля ему не в силах дать. Но потом его взгляд снова опускается ко мне, и лицо озаряется тёплой, нежной улыбкой.
— Во-первых, я не хотел скрывать это от тебя, но я… я не знал, что можно сделать, кроме как молчать, пока это было невозможным. А потом, когда я узнал, что ты увольняешься, я хотел подождать до тех пор, пока ты не перестанешь работать на команду, но я не знаю, что случилось тогда на пляже, и прошлой ночью, и как будто что-то изменилось, и теперь я не могу. Я больше не могу это сдерживать. Это должно быть сказано.
— Я хочу, чтобы ты знала. Если ты больше не захочешь слышать об этом, я буду уважать твоё решение. Я не стану вести себя неловко. На работе я буду профессионалом и оставлю тебя в покое, ладно?
Вот как надо мягко разбивать сердца? Кажется, весьма странный способ. Я всматриваюсь в его глаза.
— Рен, я вообще не понимаю.
Он издаёт нервный звук и трёт лоб.
— Да, я это осознаю. И… не знаю, легче от этого или сложнее, но была не была.
Выпрямившись, отведя плечи назад, он шумно вздыхает и напряжённо сверлит взглядом землю. Наконец, он смотрит на меня сквозь густые ресницы и встречается со мной глазами.
— Женщина, которую я ждал…
Моё сердце ухает в пятки. Вот как он это
