class="p1">— А я ведь пытался по-хорошему с тобой, и так, и сяк. Когда Милана попросила склеить тебя, сначала даже хотел отказаться…
Все-таки без Миланы не обошлось. Я знала это. Знала!
— …а потом подумал, а почему нет? — продолжает он. — Но потому что сам захотел. Думал, по-хорошему как-то переубедить. Но кто ж знал, что ты такая глупая?
Вжимаюсь в спинку кресла. Шутки закончились, смелость моя тоже. Он не отпустит меня, пока не выскажется. И хорошо, если все закончится только словами…
Господи, ну почему я такая дура.
— Ну чего, я тебя проучу, — произносит себе под нос он и сворачивает с дороги к лесополосе, за которой проходит железнодорожное полотно.
Я уже не стесняюсь — реву, надеясь, что он образумится.
— Марат, пожалуйста, не надо. Это плохо закончится для тебя же! Мой отец убьет тебя, понимаешь? Убьет!
— Ничего он мне не сделает, ведь это не я тебя вскрою. А ему скажу, что сама попросила.
— Нет, пожалуйста! Отпусти меня! Я никому ничего не скажу, обещаю! Прошу тебя, Марат.
— Как ты сразу заговорила, — победно заулыбался он. — И "пожалуйста", и по имени без презрения. Можешь же, когда страшно?
Заезжает в непролазную гущу деревьев и тормозит машину.
Стонет остывающий мотор, а по крыше стучит дождь. Телефон гудит и гудит, и я до последнего надеюсь, что он просто решил меня проучить.
Напугает и отпустит.⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Да ты волнуйся ты так, еще понравится, добавки будешь просить, — ухмыляется он, отстегивая мой ремень безопасности. А потом улыбка сходит с его лица: — Выходи.
— Нет, нет! Прошу!⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Тут хочешь?⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
— Марат, умоляю, не трогай меня! Я умоляю тебя! Ты же не такой, ты нормальный парень. Прости, что оскорбляла тебя. Прости!
— Выходи! — жестко повторяет он.
Он мужчина, он сильнее, и мне остается лишь подчиниться.
Открываю дрожащей рукой дверь и выхожу под ливень, который тут же смешивается со слезами. Светлые балетки утопают в мокрой колючей траве.
Я не сдамся ему так просто. Ни за что!
— Куда?! — орет Марат, когда я в моменте срываюсь и мчусь, петляя среди деревьев, в самую чащу. Не жалея ног, не обращая внимания на боль и даже страх.
Я просто должна убежать. Скрыться от него.
— А ну стой, дура! Стой! — мчится за мной следом он, и мне кажется, что он довольно далеко.
У нас большой отрыв. У меня получится. Я смогу!
А потом он буквально запрыгивает на меня сзади, и мы вместе валимся на грязную землю. Я пытаюсь бить его, отталкивать, даже кусаться. Но в какой-то момент силы меня покидают. Я просто лежу и смотрю на густые кроны деревьев и понимаю — всё. Я проиграла.
— Господи, Аня, что случилось, дочь?
Мама в шоке. Стоит прикрыв ладонью рот, рассматривая меня: мокрую и грязную с головы до ног, с ободранными коленями и порванным платьем.
— На тебя напали? Что случилось, не молчи!
Отец тоже выходит из кухни и наверняка хочет устроить взбучку, но увидев меня такой, даже он теряет дар речи.
— Ань, пожалуйста! Может быть вызвать скорую?
— Я хочу спать, — произношу не своим голосом и просто иду в свою комнату. Не слыша рыданий вперемешку с причитаниями матери, игнорируя ошарашенный взгляд отца.
Я не чувствую больше страха и боли, все рецепторы словно поставили на паузу. Я словно пустой сосуд. Набитая соломой кукла, которая больше никогда не оживет.
Не обращая внимания на грязь, ложусь на край кровати и тяну на себя край покрывала. Я больше не плачу. Слез нет. Я выплакала их все, когда умоляла его не трогать меня…
— Ты это… извини меня. Сам не знаю, что на меня нашло, — осознав, что натворил, извинялся Марат, застегивая ремень брюк. — Я не хотел вот так. Помутнение какое-то просто. Ань! Ты чего молчишь? Скажи что-нибудь.
Тогда я молча встала с мокрой, грязной, засыпанной сухими еловыми ветками земли и словно зомби пошла по тропинке из леса, к дороге.
— Да брось, я же у тебя не первый был! Не строй из себя настолько шокированную! — кричал он мне вслед, делая вид, что не страшно, хотя смелость его была напускной. — Я знал, что ты уже не девственница, поэтому решил, что не убудет. Ань!
Я просто шла, молча, пропуская его слова мимо ушей. Они не трогали, не задавали. Его слова — белый шум.
— Давай я отвезу тебя! Ты что, пешком идти намылилась? — шел следом. — Эй, ты чего, язык проглотила, что ли?
Подойдя из-за спины, тронул за руку, и это стало первой живой эмоцией за последние минуты. Я вырвала руку словно избавляясь от прикосновения чего-то грязного и мерзкого. А потом пошла молча дальше.
— Противно тебе, да? Обвиняешь меня? Себя не забудь обвинить. Ты унижала меня! Да ты меня вынудила сделать это! — закричал от бессилия вслед. — Ну и иди, раз дура! Иди! Но только попробуй рассказать о том, что здесь было, поняла? Я все буду отрицать! Скажу, что ты сама захотела. Как думаешь, кому поверят? Ты только опозоришься перед всеми, тебе будут плевать в спину! Это клеймо на всю жизнь!
Он кричал и кричал что-то еще, изрыгая то извинения, то грязные оскорбления, а я просто шла по обочине вдоль трассы, мечтая только об одном — прийти домой, закрыться в своей комнате и, если повезет, умереть.
— Ань! Дочка, да что случилось с тобой? — мама села на краешек моей кровати и погладила через покрывало по спине. — Я же вижу, что что-то случилось, не могли!
Я молчу, глядя в одну точку на обоях. Глаза мои сухи.
— Это он сделал, да? Этот подонок? Он изнасиловал тебя? — раздался голос отца. — Говори, я все равно все узнаю!
— Ань, скажи правду папе, пожалуйста! Он переживает за тебя не меньше, посмотри какой бледный, — причитает мама, умоляя меня открыться.
Но я молчу, просто потому что не могу произнести ни слова. Шок был настолько сильным, что я потеряла способность говорить. Способность плакать и просить помощи.
Теперь я грязная, Ратмир ни за что не женится на мне. Ему не позволят, да и он сам не захочет…
Все кончено для меня. Моя жизнь кончена.
— А приведу сюда этого паршивца и его мерзкую семейку, они за все ответят! — изрыгая ругательства, причитает отец, спускаясь тем временем по лестнице вниз.
Я слышу его слова, но они словно фон, их смысл плохо доходит до меня. Я понимаю, что должна что-то сказать, но не могу принести и звука.
— Вот, выпей
