Наташа была шокирована, она и не подозревала, что под продуманно-выверенной материнской оболочкой таятся такие опасные демоны. Мать всегда была для нее недосягаемым идеалом – холодная, красивая, твердо стоящая на ногах, не то, что Наташа. Ей не раз приходила в голову предательская мысль о тотальной мировой несправедливости – ну почему на распределении небесных благ ее мать получила безоговорочную красоту, в то время как самой Наташе достались лишь пухлые щеки, тонкие губы да невыразительные глаза?! И вот теперь привычный мир рухнул, потому что красота оказалась рукотворной, и, с одной стороны, ей чудилось в этом нечто болезненное, с другой – напрашивалось логическое решение: раз мама сделала это, то ее примеру может последовать и она, Наталья!
Обычно родители противятся, если своенравные дети решают затеять безапелляционный спор с самой природой. Но Наташина мама и слова не сказала, когда дочь в один прекрасный день засобиралась на консультацию в клинику. Более того – она помогла Наташе найти опытного врача, сама ходила с ней на фотомоделирование.
Свою первую пластическую операцию – ринопластику – Наташа сделала в восемнадцать лет.
Однажды, прогуливаясь по больничному коридору, я встретила мужчину. Нет, я не монашенка и не сектантка, для которой представитель иного пола равен существу с другой планеты. Просто впервые я видела мужчину, который был пациентом пластического хирурга – причем в данном случае речь явно шла не о врожденной заячьей губе или ожоге лица. «Круговая подтяжка плюс заживающая ринопластика» – едва бросив на него беглый взгляд, определила я.
Хм, понимаю, что современным женщинам навязывают несоизмеримые с понятием «логика» стандарты красоты, но… что делает в царстве умирающих комплексов этот одинокий странник? Считается, что у настоящих мужчин комплексов, связанных с внешностью, быть не может.
Поймав мой любопытный взгляд, он сначала отвернулся, дал мне пройти мимо, а потом зачем-то догнал меня и ухватил за плечо.
– Постойте!
Я вздрогнула. Неужели маньяк? Следовало предположить, разве нормальный мужчина окажется в таком месте? Я тоже хороша – зачем на него так пялилась?
– Извините. Я не хотела вас смутить, – вежливо пробормотала я.
– Нет, подождите, – мягко сказал он, – я заметил, что вы на меня смотрели. Поговорите со мной. Вы курите?
Я пожала плечами. Он принял мою нерешительность за согласие и потащил меня на лестничную клетку, где на мраморных подоконниках стояли тяжелые бронзовые пепельницы. В коридорах клиники курить не разрешалось.
– Меня зовут Егор, – улыбнулся он, не выпуская рукава моей пижамы. Наверное, боялся, что я на волнах неврастении уплыву от него прочь.
– Алиса. Только у меня времени мало, – на всякий случай соврала я, – скоро посетитель придет.
– Да? – он грустно вздохнул. – А ко мне вот не ходит никто. Я не пускаю. Не хочу, чтобы меня видели таким.
– Подтяжка? – прищурилась я.
Егор обреченно кивнул.
– Думаете, рановато? Мне сорок семь.
– В самый раз, – усмехнулась я, – правда, вот уж никогда не подумала бы, что большие мальчики тоже делают это.
– От меня ушла жена, – потупился он, – к моему коллеге. Ему тридцать два. Жена была меня моложе. Алиса, если бы вы могли представить, как я устал. Я так надеюсь, что моя жизнь теперь изменится. И вы уж простите, что я вам все это говорю.
Я погладила его по плечу, Егор тихо всхлипнул. Он больше не казался мне опасным невменяемым. Я заметила на его предплечье татуировку – мультипликационный скунс. Прелесть какая! Унылый великовозрастный слон с пошатнувшейся психикой. Работа измучила, жена ушла. Нет сил ходить с друзьями в пивной бар, два года не был в отпуске. Витамины и сироп-антидепрессант перестали помогать. Захотелось вдруг снова стать молодым. Внезапная мысль превратилась в навязчивую идею, и вот Егор оказался в клинике Владимира Каховича.
Мужчины мегаполиса – люди странные. Подозрительные кактусы, прижившиеся в саду разрастающегося гламура. Для кого-то из них сходить на маникюр равносильно тому, чтобы напиться и зарулить в гей-клуб, предварительно смазав анальное отверстие вазелином. Таких все меньше. Московские мужчины делают педикюр и раз в неделю ловят порцию витамина Д в солярии, разбираются в модных марках, иногда замазывают мешки под глазами тональным корректором и гордо именуют себя метросексуалами. Егор вот пошел еще дальше и решился на подтяжку лица.
Интересно, где проходит грань между метросексуализмом и дезертирством с мужской территории?
* * *
Счастливые парочки ни с того ни с сего не распадаются. Я не верю ни в любовь с первого взгляда, ни в мгновенный разрыв. Не бывает так – вчера они называли друг друга «котик» и «зайка», а сегодня – «подлец» и «сука». Если со спокойной тщательностью архивариуса обернуться назад, всегда можно нащупать тот самый роковой момент, с которого и началось понижение любовной температуры. Маленькую трещинку, в будущем обернувшуюся камнепадом.
Едва взглянув в его напряженное лицо, я сразу поняла – что-то не так. А ведь по закону жанра он должен был встречать меня шампанским и фруктами – все же мы были не видевшимися целую неделю любовниками, к тому же пробующими на вкус деликатес семейной жизни.
Но его твердо сжатые губы без намека на приветственную улыбку свидетельствовали о том, что есть некое обстоятельство, мешающее возобновлению безмятежного счастья с запахом борща.
– Привет, – я сбросила туфли и шагнула к нему, но Павел молча уклонился от объятий.
Смотрел он на меня так, словно только что побывал на моих похоронах, и вот я, как ни в чем не бывало, явилась – с многозначительно удлиннившимися клыками и голодным блеском в мертвых глазах.
– Что с твоим лицом? – все также без улыбки спросил он.
Я закусила губу – странное ощущение, почти бесчувственно. Вообще-то я рассчитывала, что он ничего не заметит. Наташка так красноречиво убеждала, что мужчины обращают внимания только на глаза и грудь. Я думала, что эффект увеличившегося рта можно будет списать на удачный макияж. Ну в крайнем случае соврать, что меня ужалила оса.
– Ничего, – пожала плечами я, – накрасилась по-новому.
– Смой эту гадость, тебе не идет, – поморщился Павел.
– Ну, спасибо, – разозлилась я, – вообще-то мы не виделись неделю. Тебе все равно?
Босыми ногами прошлепав в кухню, я налила воды из-под крана и залпом осушила стакан. Я знала, что Павла бесит негигиеничность некоторых моих маргинальных привычек. Помешкавши, он последовал за мной. Уселся на стул и принялся меня мрачно, исподлобья, изучать. Как будто пытался найти некий изъян.
