Татьяна Дубровина - Обмануть судьбу

— Мамонтовка, — прохрипел над их головами громкоговоритель.

Воскресным утром в зимнем уже городке Сергиевом Посаде в одну из гостевых келий монастыря Троице-Сергиевой лавры вошла монахиня в стоптанных кедах и стала будить рыжеволосого мальчика, спавшего крепко и безмятежно.

— Вставай, Ванечка, десять часов уже, а ты все спишь. Сейчас ясность внесем, чей ты у нас…

Через полчаса, позавтракав, они вышли на улицу. Снег вокруг был ослепительно белым. Ванечка щурился на солнце, шагал рядом с монахиней и вдруг из ее слов понял, что сейчас она приведет его в милицию.

Ванечка не хотел в милицию. Он хотел в Москву, к маме. И он вырвал руку из ладони монахини и побежал через площадь, а потом по какой-то улице, боясь оглянуться. Но не потому, что монахиня могла его догнать — бегал Ванечка быстро, — а потому, что было стыдно перед ней. Она его спать уложила, накормила, а он убежал.

Теперь надо было разыскать станцию и уехать в Москву.

Выйти к железной дороге, если не знаешь, где она, — проще простого. Когда спрашиваешь о чем-нибудь у чужих людей, надо выбирать тех, кто спешит, или не очень взрослых. Чтобы не приставали: «Мальчик, ты что, потерялся?»

— Скажите, пожалуйста, электричка на Москву откуда идет?

— Ты маму потерял?

Ну вот, ошибся. Что они все спрашивают про маму? Они ведь ее даже не знают.

— Нет, я ее встретить должен…

В воскресной утренней электричке в Москву народу было немного, поэтому Ванечка опять (как и вчера, уезжая из Мамонтовки) сидел у окна, но не спал, а смотрел на проползавшие за окном поля и деревья.

Снег за окошком очень быстро куда-то исчез — это было несправедливо и некрасиво.

Наконец электричка подошла к московской платформе — Ванечка выбежал из вагона и помчался к метро.

С метро была вечная путаница. Ванечка недоумевал: Сережа всегда вел его к нему как-то сложно, хотя метро было рядом. Ванечке казалось, что метро — одно и если рядом есть несколько входов, то в какой ни войди — попадешь куда надо.

Именно поэтому Ванечка попал не на кольцевую, а на радиальную «Комсомольскую». И поехал, уверенный, что приедет к маме.

Можно жить и страдать, что проходишь в метро без жетона, а потом — раз! — и обрадоваться этому. Ванечка впервые был рад, что никакого жетона ему не надо.

В вагоне шевельнуться было невозможно из-за чужих ног и сумок. Наверно, когда удавы глотают кроликов, кролики там внутри чувствуют себя так, как люди в вагоне метро.

Но вот все выходят — значит, приехали. Ванечка вышел вместе со всеми на конечной. Хорошо еще, что он совсем недолго бродил около «Юго-Западной» и не успел уйти далеко от метро, когда сообразил, что здесь его дома точно нет.

«Удав, съешь меня обратно!»

Ванечка снова прошей в метро без жетона, проехал две остановки и вышел на станции «Университет».

Может быть, он поехал бы дальше и оказался бы возле своего дома тогда же, в воскресенье, в два часа дня.

Но рядом с Ванечкой в вагоне метро ехали два студента. Один говорил другому:

— У меня хвосты по матану были, не помнишь, что ли?

— Помню, конечно, — отвечал другой.

«Значит, надо за ними. Потому что про хвосты матана мама и Сережа однажды разговаривали с кем-то, кто в гости приходил.

Как у одного матана может быть много хвостов?»

Так Ванечка оказался возле университета.

Он шел за студентами, надеясь, что они и есть те самые друзья мамы и Сережи, которых он подзабыл, но разговор про странное животное «матан» помнил хорошо. Он уже хотел догнать их и сказать:

— Вы же к нам в гости идете, да?

Но тут студенты куда-то подевались. Ванечка в восхищении задрал голову, остановившись у знаменитой высотки.

«Какой дом огромный! Самый настоящий дворец, только почему-то серый. Понятно, что в нашей стране королей не водится, но это — дворец, где могут жить разные короли, много-много. Интересно, короли, когда друг с другом у лифта встречаются, здороваются, или это из-за королевской гордости им нельзя?»

Вскоре Ванечка понял, что заблудился. Он бродил по университетскому парку часов пять.

Люди все время встречались, но Ванечка даже не знал, о чем их спросить.

Катя часто говорила ему, что их метро называется «Новослободская». Они вместе стояли перед витражами, пытаясь догадаться, как называются диковинные цветы, которые складываются из разноцветных стекол, и какие птицы живут в лесах, в которых растут такие цветы.

Название станции метро Ванечка постоянно забывал — в голове осталось только, что это похоже на «соловья», но длиннее.

Наконец мальчик выбрался из парка. Воскресным вечером он медленно брел прямо к Киевскому вокзалу.

«Опять темнеет. Каждый раз день не вовремя как-то кончается.

Мост — как в Мамонтовке, тоже с поездами, только красивый, и река внизу большая…

Опять вокзал. Другой, не наш.

Но спать-то где-то надо.

Входишь внутрь — там светло, тепло, а дальше — зал с креслами. Но туда милиционер не пускает».

— Папа мой прошел, а я отстал. Во-он он, вон. Вы меня пропустите, пожалуйста.

Если маме честно рассказать, как врал, — это, наверное, уже не будет враньем…

Милиционер большой-большой, а сам тоже спать хочет.

— Это что у тебя, Микки-Маус?

Милиционер, а такие глупые вопросы задает.

— Нет. Дональд Дак! — ответил Ванечка. Просто так соврал, из вредности.

— А-аа… Ну иди.

Когда взрослые хотят спать, они даже шуток не понимают.

Если бы Ванечка знал, что большой сонный милиционер за эти полдня остановил с десяток мальчиков с разными зверями на куртках — все эти динозавры, медведи и кролики мерещились дежурному постовому Микки-Маусами.

Рыжий мальчик с Микки-Маусом на куртке был объявлен в розыск.

Рыжих дежурный остановил всего троих. Их родители возмущались.

Если бы дежурный знал, кто такой Микки-Маус…

Если бы Ванечка не так замерз и ходил бы без шапки, сияя рыжей шевелюрой…

Тогда бы ночь с воскресенья на понедельник Ванечка провел не на скамейке в самом дальнем закоулке зала ожидания.

…Когда он уже заснул, неожиданно кто-то стал тормошить его:

— Вали отсюда! Это мой участок, понял? И место мое!

Мальчишка был чуть постарше Ванечки, в «рабочей» одежде — курточка вся в заплатах и табличка на груди: «У меня умерла мама».

Но Ванечка спальное место уступать не собирался:

— Я здесь сплю — значит, это мое место.

Подрались немного. Мальчишка — хозяин участка — вдруг всмотрелся в Ванечку: