Жизнь в доме вдруг наладилась. Светлана по утрам уезжала на работу, проводила там целый день. В ее издательстве произошли некоторые перемены. В один из дней она вызвала к себе Тину и, закрыв дверь, сказала:
– Тина, я очень довольна тем, как вы справляетесь со своими обязанностями. Более того, я вижу, как много вы делаете. Так относятся к собственному бизнесу. А потому я хочу предложить вам долю в издательстве. Небольшую, но все же. По итогам года вы будете получать хорошие деньги. Я предлагаю это по нескольким причинам. Во-первых, доверяю. Во-вторых, вы это заслужили. Ну, и последнее, в случае необходимости вы всегда сможете меня заменить.
– Спасибо большое, я вам очень благодарна и постараюсь вас не подвести, – было заметно, что Тина растрогана.
Вызванный юрист скоро оформил все документы. Верную Варвару Николаевну Светлана сделала директором вместо себя, сама же заняла должность советника. Немного посудачив о переменах, издательство заработало как и прежде.
Приехав домой, Светлана оживленно обсудила с Игорем его творческие проблемы, которых становилось все больше и больше.
– Мне не удается передать небо. Именно на закате, – Игорь озабоченно ерошил волосы.
«Еще бы, самое удобное время для свиданий – перед закатом и закат. Ничего удивительного, что небо не получается», – думала Светлана, а вслух произносила:
– А ты не спеши. Не торопись, посиди подольше. Попробуй сделать несколько вариантов.
– Да, да, – радостно подхватывал Игорь и добавлял: – Какая ты у меня умная!
Они теперь лишь изредка ходили гулять, предпочитая заниматься собственными делами в разных комнатах. Но за ужином обязательно что-то обсуждали, спорили, делились мнениями. Отлучался из дома Игорь не очень часто, но неизменно выбритый, в свежей рубашке и дорогих туфлях. Светлане очень хотелось съязвить по поводу туфель, но она почему-то этого не делала. Наверное, ей было бы неприятно увидеть оправдывающееся лицо Игоря. Иногда Светлана смотрела в окно на то, как Игорь заботливо укладывает в машину мольберт, зонт и прочие необходимые на этюдах принадлежности, и понимала, что едет он совсем в другую сторону и что о картинах он не думает вовсе. Но эти догадки уже так сильно не расстраивали. Теперь на все, что происходило в ее жизни, Светлана старалась смотреть глазами постороннего.
Шло время, внешне гармоничная оболочка их союза стала прочной и не позволяла вырваться наружу тем конфликтам, которые зрели внутри. «А так ведь многие живут годами», – порой думала Светлана.
Она ждала момента, когда расстаться можно будет спокойно, без драматических коллизий. Но то ли Игорь что-то понял, то ли время притупило ее ревность, но шли дни, а они все еще были вместе. В свой следующий отпуск они собирались так же, как и обычно – спорили о количестве чемоданов, дате вылета и продолжительности поездки. Не спорили они только о том, где будут отдыхать. Оба безоговорочно опять выбрали Албену.
Фрау Шланге имела мечту. Именно «имела», как некоторые имеют автомобиль или загородный дом. Мечта эта была ровно такая, какая должна быть у восьмидесятишестилетней дамы, над балконом которой проходит глиссада берлинского аэропорта «Тегель» и которая имеет соседок, «глупых, как вороны, и способных только говорить скабрезности молодому почтальону Петеру». Фрау Шланге мечтала побывать на пляже Махо Бич. Она уже не помнила, как называется остров в Карибском море, на котором это удивительное место находится, но точно знала, что лучшей точки для наблюдения за совершающими посадку авиалайнерами в мире нет. Фрау Шланге сама об этом читала в «Авиационном обозревателе». Ее приятельницы по пансиону для престарелых, те самые «глупые вороны», не понимали, почему, когда они все собираются пойти выпить кофе в их любимую кофейню на Курт-Шумахер-Платц, мадам Шланге, сердито шевеля губами, удобно устраивается у себя на балконе и, замаскированная цветущей пеларгонией, в сильный бинокль следит за идущими на посадку самолетами. На их призывы покончить с этим странным занятием она обычно отвечала горячей отповедью, смысл которой сводился к тому, что она сбежит из этого заведения, поскольку «прилично-умных людей здесь не осталось, в особенности после того, как почтенный герр Хамстер подавился кнедликом». Именно герр Хамстер, незадолго до своей нелепой гастрономической кончины презентовал ей этот старый оптический прибор на кожаном ремешке. Мощность военного бинокля была такова, что разглядеть каждую заклепку под мощными крыльями современных летных аппаратов не составляло труда. Никогда и никому фрау Шланге не рассказывала, что ее так привлекает в этом нарастающем гуле, в этом запахе авиационного керосина, который шлейфом накрывал весь их район, в этих загадочно светящихся в вечернем небе иллюминаторах, за которыми любопытствующие пытались разглядеть ее город. Она представляла себе, как эти люди несколькими часами ранее собирались в дорогу, смотрели карты, проверяли билеты, укладывали чемоданы и произносили: «Ну вот, вроде можно и ехать!» Их объединяли радостная нервозность и суета. Они покидали привычные места и пускались в путешествия, ничуть не боясь нового, неизведанного. Фрау Шланге тоже хотела путешествовать, но у нее никак это не получалось. Обстоятельства, которые помешали ей стать туристкой, были банальны – неважное здоровье и отсутствие денег. Нет, конечно, поплыть по Рейну на корабле – это не вопрос, это она бы осилила. Но фрау Шланге не хотела ни на Рейн, ни на Балтийское побережье, ни в Баварские Альпы, она хотела в края далекие, теплые, лучше жаркие. Об этом знал только герр Хамстер, который ее поддержал и даже обещал некоторую помощь в осуществлении мечты, но неудачно проглоченный кнедлик все планы свел на нет. Фрау Шланге погоревала о друге, о похороненной с ним своей мечте и теперь проводила все время на балконе в ожидании самолетов. И так бы продолжалось очень долго, не попадись ей на глаза реклама одного малюсенького турагентства, продававшего путевки по смехотворной цене. Агентство закрывалось, а потому делало всем значительные скидки.
В Болгарию, в город Албену, в составе большой группы престарелых туристов, фрау Шланге уехала так внезапно, что «глупые вороны» даже не успели спросить, где она взяла на это деньги. Впрочем, даже если бы и успели, то ничего бы толком не узнали – признаваться, что свой единственный золотой браслет она снесла в афганскую скупку, фрау Шланге никогда бы не стала.
Отель ей понравился, как и понравился город, розы, ресторан с великолепными блюдами, приветливый персонал и мелкий бассейн (плавать она не умела). «Ну, Карибы я бы не потянула! А чем Болгария хуже?» – В полдень, в самую жару, она устраивалась под большим зонтом на своей лоджии, на последнем, двенадцатом этаже и при помощи того самого бинокля обозревала окрестности. Окрестности были красивые, но скудные – вся беда в том, что с балкона фрау Шланге наблюдался только пустынный морской горизонт, кусочек скалистого берега и узкая песчаная коса под ним. В самом низу, под балконом было еще кафе и пляж, но и то и другое рассмотреть нельзя было даже в бинокль. К большому огорчению фрау Шланге, самолеты в этих местах не летали, а потому все ее внимание занимал доступный пейзаж. Ее туристическое любопытство было удовлетворено почти сразу – за два дня она обошла весь городок, затем, отбившись от стайки таких же пожилых фрау, сходила в ресторан отведать национальных блюд, посетила почту, где выбрала самые эффектные и дорогие открытки с видами болгарских курортов и отправила их в пансион «глупым воронам». Почти все время фрау Шланге проводила на балконе. Большей частью она вспоминала свою жизнь, вполне комфортную, но уж очень одинокую. Вот герр Хамстер ее немного скрасил, но, понимаете ли, случился кнедлик… Иногда она подносила к глазам бинокль, недолго разглядывала горизонт, но скорее по привычке.
