Бэнни открыла глаза.
– Здравствуй, Бесс!
– Джон.
Элизабет сонно улыбнулась ему, и он почувствовал острую боль сожаления, что никогда ранее не видел, как она просыпается.
Бэнни села и откинула назад волосы. Джон заметил, что выражение ее лица изменилось. Теперь оно было не приветливым, а каким-то настороженным. Он провел много времени, пытаясь научиться читать те чувства, которые она глубоко прятала, и у него неплохо получалось. Но сейчас он вдруг обнаружил, что не может ничего понять. Она была закрыта для него.
Ну, а что тут странного? Он был ее врагом. Вполне возможно, что он стрелял в кого-нибудь из ее семьи. Ему еще повезло, что она сама его не убила.
– Как ты себя чувствуешь? – медленно, осторожно, выбирая слова, спросила Элизабет.
Он пошевелил левой рукой и, к величайшему облегчению, обнаружил, что может ей свободно двигать, хотя это и доставляло сильную боль. По крайней мере, рука работает.
– Болит… чуть-чуть. Но сильно.
– У тебя был жар, – она слегка нахмурилась, потом опустилась рядом с ним на колени и потрогала его лоб. – Кажется, все уже прошло. Хочешь есть?
– Немного.
– Я тебе принесу чего-нибудь попозже, – в ее голосе не было прежней теплоты и сочувствия.
Джон почувствовал себя уязвленным. Он то думал, что она будет хоть немного рада тому, что он чувствует себя лучше.
– Я вымою тебя.
Она принесла ведро с водой. Как всегда ее движения были уверенными, грациозными, ловкими.
– Что произошло?
– Бой. В меня стреляли.
– Я не слышала ни о каких боях в этом районе.
– Маленький.
– Маленький, – медленно повторила она, и ее руки застыли у него за спиной. – Это все?
– Все, что я помню, – он попытался улыбнуться ей, но Бесс не ответила. Она внимательно посмотрела на него.
– Ты не хочешь мне больше ничего сказать? – решительно спросила девушка.
Бэнни вела себя странно. Конечно, она имеет право сердиться на него, принимая во внимание, что между ними произошло. И все же ему показалось, что проблема не в этом. Было что-то еще, что тревожило и настораживало ее.
– Что? – осторожно спросил он.
– Ну, я просто думала, что ты делал все это время.
– Скучал по тебе, – Джон попытался отвлечь Бесс от опасного направления, которое принимал их разговор.
Он даже не знал сначала, что произошло. На него обрушился поток воды. Отплевываясь, он приподнялся на здоровой руке и уставился на Бесс. В ее глазах огнем полыхал гнев.
– Ты… ты… Как ты мог? Как ты мог, ты, бессовестный лгун. Ты не больший идиот, чем я. Нет, это я идиотка, потому что не поняла этого сразу.
У него пересохло во рту. Проклятье! Три года он играл эту роль, и ни у кого не возникало даже тени подозрения. А теперь все полетело к черту, и все, потому что он связался с этой женщиной, с самого начала зная, что этого делать нельзя.
Она уже стояла на верхней ступеньке лестницы.
– Куда ты?
– Тебя сдавать!
Он почувствовал почти облегчение оттого, что теперь ему не придется контролировать каждый жест.
– В ночной рубашке?
Она посмотрела на себя, как будто забыла, во что была одета.
– О, Боже, – прошептала она, и ее голова исчезла из его поля зрения.
Но через минуту Бэнни снова поднялась наверх.
– Лошадь еще здесь.
Она прошла через весь сеновал и подошла к окну, бормоча что-то, чего он не мог слышать.
– Какая лошадь?
– Моей матери.
– И что?
Она снова бросила на него уничтожающий взгляд. Если бы Бесс была мужчиной, из нее вышел бы отличный офицер. Все, что ей понадобилось бы – вот этот взгляд, и все подчиненные боялись бы ее как огня.
– А то, что она еще дома. То, что она еще не уехала к Адаму. То, что я не могу вернуться домой, иначе мать меня увидит.
– А!
Он снова откинулся на сено. Значит, Бесс еще не уходит.
Как она не догадалась раньше? Бэнни бросила на него украдкой взгляд. В его глазах светился живой ум. Почему она не замечала этого прежде?
– Если ты собираешься остаться здесь, то почему не присядешь?
– Не думаю, что тебе пойдет на пользу, если я буду слишком близко.
– Я доверяю тебе.
– Возможно, ты еще об этом пожалеешь.
Она села на сено и прислонилась к стене. Нельзя допустить, чтобы его близость помешала ей сделать задуманное.
– Как ты узнала?
– Ты бредил, когда у тебя был жар.
– Да? – напряженно спросил он. – И теперь ты все знаешь.
Она покачала головой.
– Я не знаю, на кого ты работаешь.
Она ждала ответа. Черт! Он никогда не скажет ей.
– На кого?
– Я не могу тебе ответить. Будет лучше, если ты ничего не узнаешь.
Пусть бы это были американцы. Если уж ее обманывали и использовали, так хотя бы ради их общего дела. Но если это не американцы, почему он не говорит ей? Возможно, он работал на британское командование, разоблачая шпионов в их собственных войсках.
– Лучше для кого? Скажи мне.
– Нет.
– Ты должен мне сказать хотя бы это.
Он только покачал головой.
– Я выдам тебя, – пригрозила она.
– Кому?
Дверь конюшни заскрипела.
– Ш-ш-ш, – зашипела она.
– Твоя мать? – одними губами сказал он.
Бэнни кивнула. Они настороженно прислушивались к каждому звуку, доносившемуся снизу. Когда Мэри, наконец, вывела свою лошадь из конюшни, Бэнни подошла к окошку и выглянула на улицу. Дождавшись, когда ее мать выехала со двора, она пошла к лестнице.
– Бесс? Ты вернешься?
Снова этот взгляд, так красноречиво говорящий о том, что она с большим удовольствием проделала бы в нем еще парочку дырок.
Она вернулась, когда солнце было уже высоко и принесла какую-то бутылку и закрытую корзинку, из которой пахло свежим хлебом.
– Это мне?
Она отдала ему еду и, не говоря ни слова, повернулась, чтобы уйти. Он взглянул на наклейку на бутылке и чуть не задрожал от возмущения.
– Капли доктора Уолтера? Бесс, уверяю тебя…
– Это сидр, – сказала она, с недоумением посмотрев на него. – Мне нужна была бутылка, поэтому я просто вымыла первую попавшуюся.
– Я боялся, что ты этим пытаешься мне что-то сказать, – сказал он, надеясь, что его шутка хоть немного растопит ледяную стену отчужденности между ними.
Бэнни направилась к лестнице, но он совсем не хотел, чтобы она уходила.
– Бесс, – тихо сказал он, – прости меня. Но она не была еще готова выслушать его.
Так прошло два дня. Бэнни приходила дважды в день, приносила еду и уходила, не задерживаясь ни на минуту. Да, она сердилась на него. Он лгал ей, и заставил ее поверить, что он был тем, кем на самом деле не был. Она любила человека, который не существовал.
И было кое-что еще. Если ее душа была согрета Джоном, то этот незнакомый ей человек заинтриговал ее. Она украдкой смотрела на него, когда он не видел этого. Он мог подолгу сидеть, уставившись в одну точку, с каким-то странным, мучительным выражением глаз, которое она не могла объяснить.
