– Так, с одним разобрались. Теперь остался второй…
Вот именно – остался. К своему удивлению, Надежда поняла, что, в отличие от Ладоши Мгеладзе, не собирается посылать Владимира Волкова к чертям собачьим. Хотя вроде бы следовало: тоже оказался тот еще гусь лапчатый: решил поживиться за ее счет, обманывал без зазрения совести.
Однако что-то внутри ее активно противилось мысли, что она больше никогда не увидит Владимира. Надежда вспомнила их сидение за книгами по искусству, их прогулки по окрестностям, невольные или вольные прикосновения, от которых дрожь волнами пробегала по телу, отдельные фразы, содержащие полунамеки на нечто большее в отношениях. Все было просто замечательно… если бы не подслушанный разговор, не привидение…
Девушка помимо воли хихикнула, вспомнив Богдашу, присевшего в реверансе посреди комнаты, и тут же содрогнулась, когда в душе ожил весь тот ужас, который она испытала ночью на чердаке, увидев в двух шагах от себя нечто белое и колышущееся. Вроде бы бестелесное, но явно всамделишное.
«Но ведь это же не Владимир изображал существо из потустороннего мира», – напомнила себе Надежда. «Не Владимир, – согласился с ней незримый оппонент из подсознания. – Однако он вполне мог быть инициатором всего этого маскарада. Недаром же он оказался в нужный момент рядом и подхватил тебя, теряющую сознание, на руки».
– Недаром, недаром… – пробормотала она, охваченная сомнениями, и вдруг воскликнула: – А выражение его лица, когда я вошла и решила припереть их к стенке! Он же явно был расстроен, он сожалел, что оказался втянутым в эту авантюру. Он готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не выглядеть плохо в моих глазах. Следовательно, я ему не безразлична. Совершенно верно: не безразлична! Это и ежу понятно. И потом, можно подумать, я в людях не разбираюсь!
Учитывая ее безумную жертвенную влюбленность в Ладошу, последний аргумент выглядел весьма и весьма спорным. Но именно он пришелся Надежде по нутру.
Казалось бы, в отношениях с новым мужчиной она опять норовила наступить на те же самые грабли. Только в этом случае не было слепого подчинения избраннику, принятия его со всеми достоинствами и недостатками, возводимыми в ранг индивидуальных особенностей, свойственных любой неординарной личности.
Она не взирала на Владимира сквозь розовые очки, допускала, что он мог иметь на нее виды вполне определенного свойства, включая и «охмурение» в корыстных целях. Но под влиянием обстоятельств люди, как известно, меняются. Вот и Владимир наверняка раскаивается в своих черных замыслах, если таковые имели место. Могло сыграть свою роль и влияние друзей: ведь они привыкли быть заодно и поначалу думали лишь о собственной выгоде. А потом они с Владимиром познакомились поближе, и… Словом, он представал в ее глазах живым человеком, а не безупречным небожителем, но от этого казался еще привлекательнее.
Интуитивно она ощущала, что отстаивание своего мнения, горячий спор, а то и ссора не изменили бы глубинной основы их отношений. Оставалось всего ничего: выяснить, насколько серьезно его чувство к ней. Наедине с собой Надежда пока не рисковала произнести слово «влюбилась» – обжегшиеся на молоке, как известно, дуют на воду, – но нет-нет да и видела картинки их совместного будущего. И чем дальше, тем чаще, даже несмотря на спектакль с привидением.
То, что она Владимиру понравилась, не вызывало сомнения – да и какая женщина этого не поймет? Но жизнь опять-таки – не только сегодня, но и завтра. Есть ли у них это «завтра»?
«А если нет? Если ты себе опять все нафантазировала?» – не унимался невидимый спорщик.
– Что ж, – подумав, решительно ответила ему девушка, – тогда никто не узнает о моем втором поражении, ведь свидетелей – раз-два и обчелся. К тому же мои с ними пути вряд ли когда пересекутся. Впредь же я буду еще более осмотрительной. А сейчас пошел вон из моих мыслей.
И, словно чтобы поставить точку в этом умозрительном диалоге, зазвонил сотовый.
– Алло?
– Надька, привет! Как дела? – привычной скороговоркой произнесла Ксюша.
– Все нормально, – ответила Надежда, не решившая с ходу, стоит ли откровенничать с приятельницей. – А у вас есть что-нибудь новенькое?
– По большому счету нет. Ждем-с, а чего – неизвестно. Есть только одна новость, и для тебя не очень приятная…
– Чего замолчала? Не тяни! – потребовала Надежда и подумала: «Давай уж до кучи».
– Твоего вроде бы утвердили…
– Володьку?!
В трубке воцарилось недоуменное молчание, потом Ксюша осторожно спросила, явно боясь проявить обуревающее ее любопытство:
– Какого Володьку? Я Ладошу имела в виду. Или ты теперь его Володькой называешь?
Но Ладоша остался в прошлой жизни. Она прожила с ним два года, окружала домашним уютом, поспособствовала его карьере, но прошло всего несколько недель – и знакомый образ упитанного, глянцевитого баловня судьбы уже расплывается перед глазами, как мираж в знойном мареве. «Да за одно это Владимиру надо памятник при жизни поставить, – подумала Надежда. – Известно же, что клин клином вышибают».
– Знаешь, я сейчас к вам приеду, – быстро сказала она в трубку. – Тогда и поговорим.
– Как приедешь? А где ты сейчас? – удивленно спросила Ксюша.
– Дома, в Москве, часа полтора как с автобуса. Только приведу себя с дороги в порядок по-быстрому – и к вам. Часам к пяти, думаю, успею. Да, Танька на месте?
– На месте, на месте. Где же ей еще быть? Ну, мы тебя тогда ждем.
* * *
Хорошо известно, что женщине нужно как минимум полтора-два часа, чтобы привести себя в тот вид, который она найдет более или менее сносным. Однако в исключительных случаях того же самого ошеломительного результата можно добиться и за пятнадцать – двадцать минут.
Так вот, подходя к массивным деревянным, с огромными бронзовыми ручками дверям института, Надежда чувствовала себя безупречной во всех отношениях молодой женщиной. И макияж, и прическа, и голубая трикотажная кофточка, и белая в голубых разводах юбочка, и босоножки на шпильках в тон – все было одно к одному. Естественно, это не могло не отразиться на ее настроении. Она даже слегка улыбалась, проходя мимо ряда машин на стоянке. И вдруг что-то словно щелкнуло в ее мозгу.
Надежда чуть замедлила шаг и пригляделась. Вот оно что! А еще говорят, что машины теперь делают исключительно на конвейере. Как же тогда она с ходу узнала надменное выражение «лица» стоящего в нескольких метрах от входа серебристого «мерседеса»?
«Этот гад уже тогда, когда мы вместе гостили в Сочи, знал, что машина предназначается ему, если только… Если только он выполнит одно гнусное мамочкино условие, – догадалась Надежда. – И послушный сынуля выполнил. Чтоб ему пусто было, этому пай-мальчику!» Но последние слова она мысленно произнесла без какой-либо злости или обиды, даже скорее лениво. Просто того требовало отношение к Ладоше и ему подобным.
