Я мысленно порадовалась, что теперь знаю правду о маминой жизни. Что понимаю, откуда я взялась.
А затем я увидела кое-что, отчего волоски на затылке встали дыбом.
Фотография мамы и Мэтта, сидящих рядом на качелях на детской площадке. Им, наверное, не больше пяти или шести лет. Бабушка стоит позади мамы и раскачивает её. А за спиной Мэтта стоит привлекательная темноволосая женщина, которая смеется и придерживает шляпу. Широкополую соломенную шляпу, которую я уже видела.
— Папа, а это кто? — протянула я ему альбом. — Женщина в шляпе.
Он прищурил глаза за стеклами очков.
— Это мама Мэтта. — Он поднял глаза на меня. — Умерла, когда он был ещё ребенком семи-восьми лет. Упала с лестницы.
Я забрала у него альбом и изумленно посмотрела на фотографию.
— Значит, это моя бабушка.
Он снял очки.
— Так и есть.
«Кэтрин».
— Она работала в саду, да? — Внутри меня начало разливаться тепло.
— Точно. При её жизни у них был самый красивый двор на улице. А откуда ты знаешь?
Я медленно перевернула страницу.
— Она — часть того, что случилось со мной. Я раньше о ней не упоминала. Слишком многое хотелось тебе рассказать. Но она была там, когда я навещала маму. Она жила по соседству и как раз высаживала растения в саду. В этой самой шляпе.
Папа лишь кивнул, и мы продолжили поиски.
***
Наконец я нашла то, что искала. Рукопись отца, похороненную в кипе курсовых работ и рефератов, написанных мамой за годы учебы в Уэллсли.
Листки скреплялись веревочкой — сотни разлинованных листков, исписанных карандашом рукой моего отца.
— Нашла!
Сев на крышку сундука, я развязала веревочку и вытащила первую страницу.
— Подожди секунду… Пожалуйста, остановись. — Отец поднялся на ноги. Я с любопытством посмотрела на него, думая, что он хочет меня о чем-то предупредить.
— Не начинай читать здесь, — сказал он. — Испортишь зрение. Возьми рукопись с собой вниз. Можешь сесть за мой стол, а я принесу тебе кофейник с кофе.
Несколько секунд я, моргая, смотрела на него, а затем улыбнулась:
— Ты прав, папочка. Пойдем отсюда.
Я прижала найденное сокровище к груди и спустилась за отцом по лестнице.
Я не спала всю ночь, читая написанную моим настоящим отцом рукопись, которую он успел закончить всего за неделю до смерти.
Собравшись с духом и вытерев последние капли слез со щек, я откинулась на спинку стула и задумалась, что могу сделать с книгой. Несомненно, я держала в руках истинный шедевр, но рукопись была на двести страниц объемнее средней книги и написана автором, которого больше нет в живых, соответственно, он не сможет её отредактировать или разослать по литературным агентам и издателям.
Это казалось непосильной задачей. А вдруг я ошиблась? Вдруг роман не настолько хорош, как мне кажется? Вдруг я испорчу его своими правками?
Хотя во мне говорила всего лишь неуверенность в себе. Глубоко внутри я точно знала, что должна сделать, чтобы улучшить текст, и в эту секунду почувствовала, как по моим жилам заструилась отцовская кровь и поняла, что совершенно точно сумею довести дело до конца.
Внезапно отец оказался рядом со мной в комнате. Он сказал мне отправляться в постель и поберечь глаза. Переспать с этой мыслью.
Я услышала его голос как наяву: «Подумай об этой истории, Софи. Над ней нужно много работать. Жаль, что мне не хватило времени внести исправления, но это было попросту невозможно. Возьми книгу с собой и обсуди её с мужем, а затем принимайся за дело. Ты поймешь, как её доработать, Софи. Уверен, ты не ошибешься».
Два месяца спустя я отправила полностью переработанную рукопись — уже набранную шрифтом «Courier» с двойным интервалом — пяти ведущим литературным агентам Нью-Йорка, которые, получив от меня письмо с предложением и синопсисом, запросили ее для прочтения.
Я чувствовала себя уверенно. Раньше я работала в издательском деле, поэтому знала положение вещей. Я отобрала агентов, которые ранее представляли похожие проекты и продали их за значительные авансы.
Книга моего отца потрясающая. Она просто не может не обрести успех.
Единственное, о чем я беспокоилась — что отец ведь не мог представлять себя сам, ввиду того, что его не было в живых, а нынешние издатели ищут активных авторов, которые могут сами общаться с читателями посредством интернета, социальных сетей, интервью и ток-шоу.
То, что собиралась сделать я, было слегка необычным. Я надеялась вызвать всплеск дискуссий об авторе-дебютанте, скончавшемся сорок лет назад.
Конечно, я была бы рада представлять его интересы сама, а со своей недавней скандальной известностью в связи с несчастным случаем и путешествием в иной мир, могла бы предложить уникальные рекламные возможности. Но пока что я могла только скрестить пальцы на удачу.
И ждать, что агент клюнет.
***
Через три недели после того, как я разослала информацию о папиной книге, я получила первый ответ. Письмо прибыло обычной почтой, что было неожиданно, поскольку основная масса переписки с издателями в наши дни производится в сети. Я восприняла это как доброе предзнаменование.
Керк протянул мне конверт, когда я вышла из душа после вечерней пробежки.
Обратный адрес сообщал, что письмо пришло от агента, возглавляющего мой список: настоящего тяжеловеса в том, что касалось экранизаций.
Я стояла посреди кухни, завернувшись в белый махровый халат, с голубым полотенцем на голове поверх мокрых волос.
— Что если им не понравилось? — спросила я, глядя через стол на Керка, который болтал пакетиком с травяным чаем в только что налитом кипятке.
— Значит, попытаешься ещё раз. И на этот раз выберешь кого-то со вкусом получше.
Керк читал рукопись и помог мне решить, как редактировать некоторые места. И он тоже понял, что перед ним шедевр.
Но все равно, в моём желудке поселился ком размером с Айдахо.
— Открой его. — Я обошла стол и протянула Керку конверт.
Он поднял руки, словно я прицелилась в него из пистолета.
— Нет-нет, не я. Я здесь, чтобы поздравить тебя или подставить плечо, чтобы дать выплакаться. Не хочу быть посланником.
— Пожалуйста? — Я пыталась заставить Керка взять письмо, почти совала конверт ему в руки, и, благослови бог его сердце, он не смог мне отказать.
— Уверена, что не хочешь прочитать это первой?
Я несколько секунд подумала и медленно забрала у него письмо.
