Советы легче давать, чем им следовать. Прошло три года, прежде чем Эвелин снова забеременела. В начале марта 1951 года, на девятой неделе беременности, она снова выкинула. У нее не было никаких опасных признаков, и вдруг начались острые спазмы. Все было кончено в десять минут в ванной комнате. Рядом никого не было, на этот раз не выли сирены в ночи и врачи не склоняли над ней свои лица.
В последующие дни Эвелин отказывалась от пищи, отказывалась одеваться, отказывалась выходить из дому. Она молчала и не пыталась объяснить близким, что любая случайная встреча на улице или в магазине с беременной женщиной или ребенком причиняет ей невыносимую боль. Она боялась пройти мимо школы, мимо площадки для игр или даже мимо витрины детского магазина. Окружающий мир страшил ее, потому что в улыбке ребенка, в нахмуренных бровях матери, в пустой детской коляске ей виделось осуждение.
Нат и ее родители встревожились. Эвелин похудела, стала беспокойной, вздрагивала от малейшего шороха. Близкие окружили Эвелин заботой и сообща убедили ее показаться доктору Коллманну. Мать отвезла ее к доктору и сидела рядом в приемной, пока сестра не позвала Эвелин в кабинет.
Доктор Коллманн снова тщательно осмотрел Эвелин и откровенно признался, что снова не обнаружил каких бы то ни было отклонений. Овуляция у нее происходила с завидной регулярностью, но ведь многие женщины с нерегулярной овуляцией рожают и производят на свет здоровых детишек. Все зависит от особенностей организма. Похоже, Эвелин принадлежала к числу тех женщин, которым труднее забеременеть и труднее выносить плод до срока. Единственное, что мог предложить доктор Коллманн, не отчаиваться и повторить попытку.
Его слова на этот раз не вселили в Эвелин ни надежды, ни уверенности. После недолгих колебаний доктор Коллманн решился выписать Эвелин транквилизаторы. Лекарство это было новое, и его побочные эффекты никто толком еще не исследовал, однако доктор Коллманн пошел на такой шаг, рассудив, что нервы у пациентки на пределе и что возможная польза оправдает возможный риск.
Транквилизаторы, казалось, сотворили чудо. От нервозности Эвелин не осталось и следа, а к маю 1951 года она была снова беременна.
Эвелин снова почувствовала себя счастливой. В конце концов доктор Коллманн оказался прав, и она была уверена, совершенно уверена, что уж на этот раз ничего плохого не случится. Ее прежние выкидыши были не более чем жестокими ошибками капризной природы. Теперь же Эвелин во что бы то ни стало подарит Нату прелестного малыша. Она терпеливо ждала, не сомневаясь в благополучном разрешении. К сожалению, она ошиблась – в июле она снова выкинула.
Доктор Коллманн, ставший теперь ее врачом, снова посадил Эвелин на транквилизаторы. На сей раз они не помогли. Эвелин глотала таблетки, не веря в успех. Она ни во что не верила, как не верила ни врачу, ни мужу. Она была убеждена, что Нат лжет ей в глаза, когда говорит, что все еще наладится, что у них непременно будет ребенок, что она обычная женщина, что он ее любит и всегда будет любить, что бы ни случилось.
Эвелин замкнулась в себе, и виной тому было чувство ущербности. Она была бесплодна, в то время как Нат и его предприятие процветали. Брат Пит женился три года тому назад, и у него уже был сын, а его жена снова была на сносях. Ее бывший жених Эрни тоже был женат – на девушке, которую он встретил в Пенн, – и у него было трое детей. Везде вокруг зарождалась новая жизнь, и только внутри нее нет ничего, кроме пустоты и бесплодия.
Секс из источника наслаждения превратился в рутинную необходимость зачатия. Отчаявшись забеременеть снова, Эвелин изменилась в любви. Когда сперма Ната попадала в ее лоно, она застывала неподвижно в страхе, что любое ее движение убьет те здоровые клетки, которые он ей дал. Об оргазме теперь не было и речи.
Наконец в сентябре 1951 года Эвелин забеременела третий раз за год. По настоянию доктора Коллманна она провела все девять месяцев в постели. От вынужденной праздной жизни она прибавила в весе сорок фунтов, зато в июне 1952 года разрешилась при помощи кесарева сечения здоровой, прекрасно сложенной девочкой. В ознаменование столь радостного события девочке дали имя Джой, что означало радость.
В то время как Эвелин была занята своими гинекологическими заботами, Нат с головой погрузился в бизнес. А дела шли вовсе не так хорошо, как ему хотелось бы. Джаз, с его угнетающим ритмом, был музыкой бурных сороковых годов. Теперь же, когда война осталась позади и фейерверки в честь ее окончания отгремели, времена изменились. Американцы вернулись к земле, к детям, к мягким фланелевым костюмам и мелодичной лирической музыке.
Джаз умер, и в 1952 году Нат Баум закрыл «Хеп кэт», и на то у него хватало причин. В целом это было деловое решение, которое сохранило ему деньги, усилия и репутацию.
В течение шести лет существования компании Нат не заплатил ни цента музыкантам, чей труд и талант он продавал. Да и зачем, если ни с одним из них Нат не заключил контракта. Нат оправдывал себя тем, что так поступали все. Риск быть пойманным за руку сводился к нулю. Большинство исполнителей были цветными, они чувствовали себя беззащитными, поэтому ничего не предпринимали.
Находились, правда, некоторые музыканты, которые нанимали адвокатов или головорезов. Ната называли пиратом и вором, ему угрожали судом или увечьем, если он не заплатит. Нат платил редко, когда уже не оставалось иного выхода, и все же времена наступали плохие и опасные. Когда он прикинул, насколько у него сокращается объем продаж, да еще прибавил к этим убыткам хлопоты и риск, то решил закрыть «Хеп кэт». Тем самым он снял с себя все обязательства перед музыкантами – что можно получить с фирмы, которая не существует?
Нат верил, что в конце концов он сумеет основать новую фирму с новой продукцией и станет вести все дела совершенно честно. Ему не хотелось, чтобы его когда-либо еще назвали вором и пиратом. Загвоздка заключалась в том, что в голову ему никак не приходило ничего дельного и стоящего.
Блестящая мысль, которая легла в основу «Альфы рекордс», осенила его, когда он впервые изменил Эвелин.
Она была дочерью Джека Сондерса от первого брака. Ее звали Пэм, она только что окончила университет Миссури и теперь королевой возвратилась домой. Ей вздумалось поработать в грамзаписи, но ни в коем случае не в фирме-гиганте. Она хотела всему научиться, а для этого нет лучше способа, чем стать для начала секретаршей патрона в небольшой фирме. Поэтому Джек позвонил Нату и спросил, не может ли тот помочь.
– Почему бы и нет, если у нее большая грудь и красивые ноги?
