— Я всё ещё могу прикоснуться к самому сокровенному и чистому месту своими грубыми руками, — продолжил шептать Трэвис, между поцелуями. — Я ведь могу?
Меня расслабляло, что он уточнял все свои действия. Он не брал нахрапом. Он спрашивал разрешения. Кивнула ему и Трэвис, смотря мне в глаза, стянул мои трусики и положил их на капот машины. Его пальцы очень аккуратно и медленно начали поглаживать меня, водя вверх-вниз.
— Чёрт, Волчонок… знала бы ты, что я сейчас чувствую, — прохрипел он, прильнув лбом к моему. Его горячее дыхание обжигало меня.
— Что? — еле ворочая языком, спросила, изучая его глаза.
— Если б я сам знал, как это описать, — как-то отчаянно ответил он и вновь прильнул к моим губам.
От движений его пальцев меня затрясло сильнее, и я подалась бёдрами навстречу им, усиливая трение. Трэвис зарычал в мои губы и аккуратно ввёл в меня один палец. Застонав, выгнулась в спине. Тогда он ввёл второй и начал умело двигать ими, доставляя неземное наслаждение. Мы поймали общий темп, двигаясь синхронно. Я бёдрами навстречу, он пальцами внутри меня. При этом один был на моём клиторе.
— Сюда никто не зайдёт, — прошептал он. — Поэтому я хочу услышать тебя, Волчонок.
Его движения стали более чёткими и резкими. Облокотившись на левое предплечье, он прижался лбом к моему виску и тяжело дышал. А меня начало трясти всем телом. Громкий стон сорвался с губ, когда я почувствовала сильную пульсацию в клиторе и как внизу живота пружина сначала сжалась до предела, а потом резко расслабилась, принося истинное удовольствие.
— Да… — простонала я, ловя ртом воздух.
— Я всё ещё могу почувствовать оргазм этой удивительной девушки, — продолжал Трэвис, пока я содрогалась в конвульсиях на капоте его авто. — Могу помочь воспарить ей. Могу помочь сделать это во второй раз. Я ведь могу? — с отчаянием в голосе спросил он, продолжая ласкать меня пальцами, пока я ещё пребывала в неге после оргазма.
Я только и смогла кивнуть. Тогда он вытащил пальцы и молниеносно стянул с себя джинсы, надел презерватив и снова навис надо мной.
— Я скучал, — прошептал он и тут же вошёл в меня.
Его член был большим, толстым и очень твёрдым. От наполнения и растяжения я вновь застонала в его губы.
— Громче, — хрипло приказал он и медленно вошёл до упора. Я застонала и сжала внутренние мышцы.
— Твою ж мать… Волчонок… — прорычал Трэвис. — Что же ты делаешь со мной…
Зажав меня в своих крепких объятиях, он начал размашисто входить в меня.
— Обними меня, — сбивчиво прошептал, и я послушно обхватила его за шею одной рукой, положив другую ему на спину. Ногами обхватила его талию.
Снова почувствовала невероятное единение с ним. Снова оказалась за гранью. Снова парила и не хотела возвращаться на землю. Его толчки были жёсткими, ритмичными, уверенными. Он не осторожничал со мной, как и в тот раз в общежитии, когда он был сзади, и мне это понравилось. В этом было столько силы. Но я не боялась именно его силы. Трэвис не отрывался от моих губ, всё время лаская своим языком и не сбиваясь, входя в меня на полную длину. Темп постепенно стал сумасшедшим. Начала специально сжимать мышцы, пытаясь угнаться за ним. Он застонал мне в губы, сильнее прижав к себе. Это было похоже на гонку. Мы оба неминуемо приближались к финишу. Мы оба стремились быть ещё ближе друг к другу.
— Трэвис… — простонала, когда внутри меня произошла мощная вспышка наслаждения. Дрожа и пульсируя буквальном всем своим существом, прижалась к нему вплотную.
— Твою мать… — захрипел он и его толчки стали необузданными и остервенелыми.
Я забыла, где я была, как меня зовут и что происходило в моей жизни. Я забыла обо всём. Оргазм накрыл мощной волной, унося в неизведанную пучину. Но на таких волнах я была готова качаться хоть всю ночь. Трэвис застонал и его член во мне начал быстро дёргаться.
— Волчонок… — дрожа, Трэвис глубоко поцеловал меня.
Ощущая невообразимое единение, я внезапно поняла, что я буду безумно скучать по этому парню, когда моя свобода закончится. От этого мне ещё больше захотелось начать брыкаться, царапаться, кричать, чтобы меня услышали и выбраться из этого чёртова угла, куда меня загнали. Захотелось бороться. Захотелось заявить о себе и своих правах. Захотелось стать главной героиней своей жизни. Захотелось иметь таких друзей, как Трэвис. Захотелось ездить с ним на гонки и не бояться людей. Захотелось попытаться в последний раз.
— Я всё ещё могу почувствовать неописуемый кайф от нахождения в этой удивительной девушке, — продолжил Трэвис хриплым голосом. — Могу прожить интимные моменты с ней. Только с ней. Могу почувствовать себя по-настоящему живым, — смотря мне в глаза, говорил Трэвис.
На его лбу скопились капельки пота. Глаза горели каким-то невероятным огнём. В этот момент я поняла, что хочу с ним поделиться. Поняла, что больше не могу скрывать этого. Я не знала, как он отреагирует и что будет дальше. Но в тот момент, мне показалось это самым правильным.
— Трэвис… — начала я, пока он пытался отдышаться, уткнувшись лбом в мой.
— М? — он внимательно посмотрел мне в глаза.
— Ты хотел понять меня, так ведь? — он немного отстранился и кивнул. — Тогда я, кажется, готова открыть тебе то, что я всегда прячу, — прошептала я, переводя дыхание.
Трэвис тут же напрягся и медленно вышел из меня.
— Я тебя очень внимательно слушаю, Волчонок, — искренне, как я почувствовала, произнёс он, стянув презерватив и застегнув свои джинсы. Затем аккуратно снял меня с капота машины и прислонился к переднему бамперу.
Перед глазами резко потемнело, дыхание сбилось, его гараж словно кружил вокруг меня. Я никому этого не рассказывала и не показывала.
Трэвис стоял и смотрел на меня, не понимая, что его ждёт. Я всё ещё стояла без трусиков, но в топе и лифчике.
Тогда я потянула топ наверх и медленно сняла его. В гараже было уже темно, поэтому он не мог видеть того, что было с моим телом. Но я заметила его удивлённый взгляд.
— Я думал мы поговорим, — игриво произнёс он, явно думая, что я раздевалась для продолжения секса. Значит, точно ничего ещё не увидел.
— Включи свет, — сипло произнесла я, стоя в одном лифчике.
Что-то вспыхнуло на миг в его взгляде, но он сначала закрыл гараж, в очередной раз доказав, что он думал обо мне в первую очередь, и только потом включил свет.
Повернувшись, он замер. Его глаза в шоке распахнулись, челюсти плотно сжались. Джастин почему-то его мощную квадратную челюсть называл «олдскулами». Это забавно, правда.
Трэвис медленно подошёл ко мне.
— Твою ж мать… Волчонок… Что это?! — срывающимся голосом спросил он, остановившись в двух шагах от меня.
— Я не упала, не ударилась… — начала я, ощутив стыд и боль. Но отступать тоже не хотела. — Когда мне было пятнадцать мою сестру-близняшку изнасиловали и задушили. Это был единственный раз, когда она пошла гулять без меня. Первый и последний, — Трэвис в шоке рассматривал меня, но постоянно возвращался к моим глазам. Его дыхание стало глубоким. — После этого меня на год заперли дома и перевели на домашнее обучение, пока искали того, кто это сделал. Я вообще не выходила из дома целый год. Даже во двор. Отец решил, что меня тоже обязательно изнасилуют и убьют. Таким образом он лишил всех насильников на этой планете такой возможности, — продолжала я, пока Трэвис на мгновенье прикрыл глаза, тяжело дыша. — Потом мы переехали сюда. Мне позволили пойти в выпускной класс. Отец подумал, что здесь безопаснее. Не знаю почему, да я и не анализировала это. Я просто радовалась возможности выходить из дома. С трудом, но он разрешил поступить в колледж. Только поставил мне одно условие, — тихо говорила я, сжав кулаки. Трэвис, как мне показалось, перестал дышать. — Что я всю свою жизнь проведу рядом с ним и под его внимательным надзором. Поэтому мне запрещено гулять, общаться с кем бы то ни было, но в особенности с парнями, ходить на тусовки, в кафе и вообще куда-либо. Работать тоже. Только в колледж и всё. За продуктами у нас ходит мама, — Трэвис покачал головой, мельком опустив глаза. — Мне не дают карманных денег, не покупают новую одежду или новые гаджеты. Мне нельзя много есть. Мне нельзя принимать подарки знакомых и, тем более, незнакомых людей. Мне нельзя заводить друзей. Я должна быть незаметной для окружающих, чтобы на меня не обращали внимания парни. Почему? Потому что они опасные. Они могут изнасиловать и убить. Так мне почти четыре года твердил отец. Так и я думала. До сегодняшнего дня, — слёзы обожгли глаза, голос предательски задрожал. Трэвис сглотнул, смотря на меня. — То, что ты видишь, это напоминание мне о том, что мне нельзя быть как все. Это предупреждение или профилактика. Это наказание или воспитание. Я уже не знаю, что это. Но это моя жизнь, — судорожно выдохнула, обхватив себя руками.
