— Замечательно! — все-таки не сдержался, громыхнул так, что, наверное, услышали даже соседи. Ты еще и ездила к нему…
Чувствую, как ревность бьет под дых.
Я резко поднимаюсь на ноги и давлю пальцами на виски.
— Да, я поехала в клуб. Потому что, во-первых, он напугал мне сына. А во-вторых, мне надо было узнать причину его появления в нашей с Ваней жизни.
— Узнала? — хриплю.
Я стою и смотрю на Арину сверху вниз, у меня челюсти сводит от злости. Еще немного и мои зубы начнут крошиться на пол.
— Да, — отвечает тихо.
— И чего же он хочет? — я складываю руки на груди, продолжая давить интонацией.
— Семью, — Арина поднимает на меня глаза. Хочет иметь наследника и впридачу видеть достойную женщину рядом с собой.
Мне кажется, что мой мозг сейчас взорвется от подскочившего давления.
Я отхожу от Арины на безопасное расстояние.
Хочется врезать кулаком в стену несколько раз. Чтобы до тупой боли. Чтобы, когда кожа лопает на руке. Но я торможу. Торможу, потому что мы здесь не одни. Там за дверью ребенок. Который и без того напуган.
Я мысленно считаю до десяти и выдыхаю.
— Это ты поэтому сейчас вещи собираешь? — возвращаюсь и снова нависаю над ней.
— Нет. Не поэтому. — смотрит на меня взглядом обиженной королевы. Я собираю вещи, потому что тебе с Алисонькой надо отношения налаживать. Тебе ведь женщина без прошлого нужна. Чтобы была как чистый лист.
Арина поднимается с дивана и идет к чемодану, который одиноко лежит на полу.
— Откуда ты знаешь, что мне нужно? — я догоняю ее, беру под руку и резко дергаю на себя.
— А это не я. Это Лариса Константиновна знает. Отпусти мою руку, мне неприятно. — ведет плечом.
— При чем здесь мать? — рычу ей прямо в лицо.
— Ты прав. Ни при чём. Поэтому дай мне возможность спокойно собраться, и отсюда убраться, — ровно говорит она.
Ее спокойствие бесит меня еще сильнее.
— Арина, только правду мне скажи. Это тебя чувствами к Вознесенскому так накрыло, что ты готова при первой же возможности собрать вещи и сбежать от меня.
— Не говори ерунды! — возмущенно отвечает она.
Ревность — слепое чувство. Она давит. Душит. Жжет.
— Ты же к нему побежишь или куда? — мой голос становиться похожим на один сплошной рык.
— Я эту чушь даже слушать не хочу, не то, что отвечать, — Воронцова выдергивает руку, обходит меня и поднимает с пола вещи.
— Арина, — я вырываю у нее из рук какие-то тряпки и швыряю их в сторону, — посмотри на меня! — беру ее за подбородок и заставляю смотреть прямо в глаза. Ответь мне честно, ты меня любишь?
— А ты? — она поджимает губы, и я вижу, как собирается влага в уголках ее глаз.
— Ты до сих пор этого не поняла? — смотрю в ее темные омуты и делаю совершенно алогичный поступок — прихватываю ее сзади за шею и крепко вжимаю в себя. Я с закрытыми глазами нахожу ее губы и чувствую какие они горячие и… соленые… она что, плачет? Еще пара поцелуев и я торможу, съезжая на нежную щечку, — Я не умею говорить о своих чувствах. — шепчу ей на ухо.
— Как мне тогда об этом догадываться? — говорит тонким, каркающим голосом.
Плачет.
На душе становится паршиво. И страшно от того, что я только что мог потерять нечто очень ценное.
— Мужчина ценен поступками, а не словами, — я обнимаю ее и сильнее прижимаю к себе. Спрашиваю еще раз, ты меня любишь?
— Очень, — отвечает шёпотом.
— И я очень, — глажу рукой по волосам и втягиваю их запах. А еще я очень зол. Потому что я первый, кому ты должна была рассказать обо всем.
— Извини, — говорит и шмыгает носом.
— Что моя мать от тебя хотела? — я выпускаю ее из объятий.
— Она испугалась, что у нас с тобой отношения. Она хочет, чтобы ты был счастлив. Хочет, чтобы ты создал семью с женщиной без детей. И именно поэтому Лариса Константиновна попросила нас с Ваней уехать.
— Понятно. Они с отцом испортили жизнь Ленке — развели ее с мужем, а теперь и за мою взялись.
— Они меня никогда не примут.
— Примут. Просто им надо дать время свыкнуться.
— Тим, может твоя мама права? Может стоит остановиться, пока все не зашло слишком далеко?
— Поздно. Уже зашло.
И зайдет еще дальше.
— Мама, — дверь спальни открывается, сначала появляется Ванькина голова, а дальше и сам мелкий, — я есть хочу. Мы здесь позавтракаем или на заправке?
— Здесь. Конечно здесь, — я отхожу от Арины и поднимаю с пола свою сумку. Переезд отменяется, — смотрю на свою женщину. Я прав?
— Прав, — на ее лице появляется тень улыбки.
— Мы сейчас все вместе позавтракаем, и мне надо будет отъехать на пару часов по делам.
— А нам что делать? — Иван проходит между нами и отодвигая стул, садится за стол.
— Быть здесь.
— Всех впускать и никого не выпускать? — смеется, морща свой конопатый нос.
— Никого не впускать и ждать меня. Я ненадолго.
А мне сегодня предстоит еще один очень серьёзный разговор.
— Нет. К нему нельзя, — выскакивает из-за стола молоденькая блондинка, лет двадцати — сразу видно опытный сотрудник, по всей видимости секретарша Вознесенского. Подождите в приемной, — подбегает сия нимфа к двери и становится перед ней крестом.
У меня в крови уровень адреналина и кофеина сейчас просто зашкаливает. Давление подскочило так, что кажется еще чуть-чуть и кровь из ушей пойдет.
— Некогда ждать, детка, — я улыбаюсь, правда, моя улыбка сейчас больше напоминает оскал и приподняв ее за талию, словно куклу отставляю в сторону.
От испуга девушка ошарашено таращится на меня, но не издает при этом ни звука.
А что, только мою женщину пугать можно!?
Резко распахиваю белую дверь и вижу, как в своем кабинете откинувшись на спинку кожаного кресла сидит Вознесенский, закинув ноги на стол.
Одним словом — барин. Ни прибавить, ни отнять.
— Я перезвоню, — увидев меня Игорь кладет телефон на стол. Какие люди?! — расплывается в дружеской улыбке. Привет! Не ожидал тебя здесь увидеть, — Вознесенский разводит руки в стороны и поднимаясь из-за стола размашисто шагает мне на встречу.
— Игорь Владимирович, я его останавливала, — тараторит девица позади меня.
— Наташа, все в порядке, — он успокаивающе поднимает руку и жестом указывает ей на выход.
Блондинка — Наташа ждет несколько секунд, а затем убедившись, что все в порядке выходит и закрывает за собой дверь.
Сообразительная девица.
— Я так понимаю ты поговорить пришел? — Игорь протягивает руку для приветствия.
— Ага! Поговорить, — я делаю шаг на вперед и мой кулак смачно въезжает в челюсть Игорька.
Меня никогда так не накрывало раньше. Но, Сука, какое после этого облегчение! Это можно сравнить только с оргазмом.
— Какого… — произносит Вознесенский и я впечатываю его еще раз, от чего он падает на одно колено.
Рука отдает острой болью. Я смотрю на руку — костяшки моментально опухают. Мне приходится несколько раз сжать и разжать пальцы. Хочется еще, но бить лежачего как-то не по-пацански.
— Ты рехнулся Тимирязев? — Игорь, шатаясь поднимается на ноги, большим пальцем вытирает выступившую кровь в углу рта и смотрит на палец.
— Рехнулся по всей видимости ты, когда решил заявить свои права на мою женщину, — я от греха подальше прячу руки в карманы брюк, потому как врезать еще ой как охота.
— Алису что ли? — ехидно улыбается он и сплевывает кровь на белый ламинат. Ты бы сам с ней как-то разобрался. А то она тут бегает за мной, просит, чтобы я тебя дурака уму разуму научил. Образумил.
— Ты? Меня? Мужик, по-моему, ты тупо загоняешься.
Видимо услышав шум, в кабинет снова забегает блондинистая секретарша.
— Игорь… — осекается она и я вижу, как ее взгляд бегает по лицу Вознесенского, видимо оценивает убытки. Может охрану? — осторожно спрашивает и смотрит как преданная собака.
Он точно ее имеет. Это видно не вооружённым взглядом.
— Не надо, — орет ей в ответ, — пошла вон и дверь закрой с той стороны.
