в глаза, что говорить?
Самое смешное, что я бы и не узнала об унизительных снимках, так как предпочитала туалет в дальнем конце этажа. Рассказала о них Люда, которая подошла ко мне со словами:
– Пусть мы и враждуем, но кто-то переходит все границы. Сходи в ближайший туалет, зацени наскальное творчество какого-то придурка.
Сейчас, сидя на холодном кафельном полу, я достала телефон, трясущимися руками набрала сообщение Максиму, который ушел на какую-то аудиенцию с гендиректором и партнерами.
В столовой есть скрытая камера. Нас засняли…
И приложила фото из туалетной кабинки. В ответ прилетело непечатное слово, а через несколько минут Максим написал:
Я узнал у директора по безопасности, камера стояла только в столовой и на складе. Записи изымут. Шутника найдем и накажем.
Как накажешь-то? Премии лишишь?
Вопрос был задан с горькой иронией, но Максим ответил вполне серьезно:
Нет. Попросту убью. Всё будет хорошо.
Можно сколько угодно убеждать в том, что всё наладится. Увы, это самообман. Никогда. Ничего. Теперь уж точно надо увольняться. Если раньше речь шла о незначительных вещах, то теперь под угрозой моё достоинство. Как только целый завод назовет меня потаскухой, которую беспрепятственно имеет директор, будет бесполезно рвать жилы и доказывать свою нужность.
Проще уйти. В глазах этих людей мне никогда не стать полноценным помощником руководителя.
Больше часа я провела в туалете. Вначале сорвала все снимки и с упоением наблюдала, как их засасывает в унитаз. Когда от фотографий не осталось даже напоминания, я просто сидела, изучая стыки на кафеле. Затем выползла из кабинки и двинулась прямиком в кабинет директора. Провожаемая кучей взглядов. Подталкивая не высказанными вопросами.
Максим только-только вернулся с совещания. Он посмотрел с пониманием, когда я закрыла дверь за собой. Мы остались одни, если не считать, что за тонкой стеной находилось с десяток любопытных коллег. Представляю, как они сейчас переглядываются, как хихикают или прислушиваются к звукам в директорском кабинете.
Скворцов попытался притянуть к себе, но я покачала головой и отпрыгнула в сторону. Нет уж, не дам лишних поводов для обсуждения.
– Это конец.
– Ситуация неприятная, но решаемая, – отрезал Максим. – Два взрослых человека спят друг с другом. Эка невидаль. Не вижу причин для пересудов.
– Между тем, они будут. Макс, это же завод. Тут неделями обсуждают, как у бухгалтера Маши юбка от ветра поднялась. Представляешь, какую почву для размышлений дала наша связь?
Он закатил глаза, уселся на край рабочего стола и долго постукивал пяткой по полу.
– И что? – спросил, наконец. – Пускай судачат.
– Ты не понимаешь, – я уронила лицо в открытые ладони. – Я хочу расти как программист. Не как секретарь и не как человек, который спит с начальником.
– Правильнее говорить: помощник руководителя.
– Не смешно! Я люблю свою работу, мне нравится то, как ты вытягиваешь меня в социум. Но теперь всё будет похоронено. Никто не глянет на меня серьезно, памятуя о том, как именно мне досталась должность.
– Арина, прекращай. Всё будет нормально. Ты неплохо программируешь, но гораздо лучше щелкаешь всякие задачки. Разбираешься с проблемами. Я видел все проекты, которые ты вела, и сразу зацепился за неординарный подход. Да, изначально я взял тебя в качестве секретаря, чтобы взбесить, но ты заслуженный заместитель начальника.
Ага, заслуженный заместитель, голые фотки которого были развешены по туалету. Классика офисной службы. Прямо вижу, как я пытаюсь убедить кого-нибудь сделать так, как того хочу я, а мне в ответ прилетает: «Раздвигай ноги перед своим директором, а меня не уломаешь».
Нет. Так больше не может продолжаться. Я уступила самой себе, став его продолжением, позволив ему завладеть моими мыслями. Забив на все правила, нормы, принципы. Мне нравилось то, что происходило между нами в стенах этого здания, но дальше так продолжаться не могло.
– Я увольняюсь, – сказала решительно и, вытянув из стопки чистых листов одну штуку, начала писать заявление.
– Почему?
Максим встал за моей спиной. Не мешался, но давил своей энергетикой.
Почему? Потому что я начинаю что-то чувствовать? Потому что мне хочется стать для тебя чем-то большим, чем офисное развлечение? Потому что я боюсь, что останусь для тебя никем, а от заводской славы уже никогда не смогу отмыться?
– Думаю, так будет правильно для моего карьерного роста.
Максим продолжал молчать. Я чувствовала: ему не нравится моя идея. Она корежит его, выводит из себя, раздражает. Но Скворцов не проронил и слова, словно сдерживался из последних сил.
Я была благодарна ему за то, что обошлось без скандалов или уговоров. Без всех этих громких фраз типа «Я запрещаю тебе увольняться!» Никаких запретов. Нет. Максим давал понять: у меня сохранилось право управлять своей жизнью.
Я поставила дату, чиркнула роспись на половину листа и удалилась за рабочее место. Сердце гулко молотило в груди. Спустя несколько минут подошел Максим. О, кабинет попросту перестал дышать. Что они ожидали? Что мы страстно засосем друг друга прямо тут, при всех?
– Сегодня я не подпишу этого заявления, потому что оно написано под эмоциями. Даю тебе две недели, чтобы передумать. Если к тому времени ты останешься при своем – будет тебе подпись, – сурово сказал мой восхитительный босс, который стал моей же погибелью. – Кстати, – обратился Скворцов в никуда. – Если у кого-то есть недовольство по поводу отношений между руководителями и подчиненными, я предлагаю задуматься, в правильной ли компании вы работаете? Я готов начать повторную чистку кадрового состава. Кто-то недоволен мною либо моими личными связями? Проваливайте. Только не впутывайте в это Романову. Давайте работать как взрослые люди, а не как базарные бабки.
Он глянул на мобильный телефон, который завибрировал в его руках, и ответил:
– Алло. Да? Нашли? Кто-кто? Её же уволили? Вам не кажется, что на завод может пройти кто угодно?
– И кто же это? – вопросила я, прекрасно понимая, что речь шла о человеке, который распечатал наши фотографии. – Только не говори, что твоя бывшая.
– Нет, ваша коллега. Ирина Ливанова. – Рядом удивленно ахнула Люда. – Она ходила подписывать обходной лист, а по пути зашла в наше здание.
