почему так больно?
Еще сильнее сжала кулаки, впиваясь ногтями в кожу.
— К черту тебя! К черту! — выкрикнула, но получилось тихо.
Кто-то звонил в дверь, не хотела никому открывать, я не ждала гостей, хотела побыть одна и насытиться своей болью и обидой. Но звонок раздражал, встала, быстро пошла к двери, а когда резко ее открыла, даже не поняла, кто передо мной.
— Ты?!
— Ты что — плакала, крошка? Иди ко мне!
Сильные руки, объятия, обжигающие, мокрые от слез щеки поцелуи, Сафин.
— Черт, малышка, я так скучал, не поверишь, думал, сдохну без тебя, готов был уже головой об стену биться.
— Отпусти, отпусти меня… Данил, — кое-как вырываюсь, а сама вновь начала задыхаться, как только посмотрела в его глаза. В них было столько нежности, сожаления и желания…
— Не отпущу, никогда не отпущу, если бы не этот сучонок Валера, приехал бы раньше, мурыжил меня вдоль и поперек, подписку о невыезде взял, что-то все копали и искали. Но я сбежал. Посадят, будешь ждать?
Ждет моего ответа, а сам улыбается той самой улыбкой, от которой хочется целовать его и дать по лицу одновременно.
— Ты вроде бы со мной простился? Или не так?
— Ты о чем? — хочет снова обнять, но я не позволяю, бросаю в его смятую записку.
— О прощальном письме! На, забирай и проваливай, откуда пришел. И да, ты просрал все, потому что второй раз отказался от меня, дав понять, что это на самом деле была все игра, дешевый фарс ради забавы! И Марина…Марина…господи, как низко…
Во мне сейчас столько ненависти и злости, какой не было никогда. Я готова расцарапать ему лицо за все слова, за сестру, за свои слезы и боль, которыми жила эти недели.
— Ненавижу тебя! Ненавижу!— пощечина, вторая, не сдерживая, бью Сафина по лицу, а он только стоит и терпит.
— А я люблю тебя!
— Замолчи! Ты отказался!
— Люблю!
— Заткнись!
— Никогда бы не отказался, никогда, крошка! Или ко мне! Ну хочешь, на колени встану, прости, прости меня, малышка, хочешь, убей, буду даже рад. Люблю тебя, одну тебя.
Данил на самом деле падает на колени, прямо на коврик у двери, соседи уже выглядывают из дверей, сгорая от любопытства. А мужчина прижимает меня к себе, трогая ягодицы, целует в живот.
— Перестань, Сафин! Прекрати! Меня сейчас стошнит от этого спектакля.
На самом деле начинает тошнить, ком подкатывает к горлу, не понимаю, что со мной, ведет в сторону, прикрываю рот. Вырываюсь из рук мужчины, бегу в туалет, желудок выворачивает утренней овсянкой, пульс зашкаливает.
— Влада, вот же черт! Плохо, да? Скорую вызвать?
Данил держит мои распущенные волосы, я обнимаю унитаз, пытаясь сообразить, что в моем завтраке было несвежим. Теперь в туалете пахнет парфюмом Сафина, от этого начинает мутить снова.
— Дай пройти, — иду в ванную, долго умываюсь, чищу зубы, Сафин уже звонит в скорую. Откуда он вообще здесь взялся?
Скорее всего, это все нервы, так бывает, но со мной впервые. Но когда приходит неожиданная догадка, замираю, внутри все холодеет, а потом обдает жаром.
Я беременна.
Я действительно могу быть беременной.
— Вам сюда нельзя.
— Почему?
— Вы читали, что написано на табличке?
— Да.
— Вот поэтому и нельзя.
— Мне можно.
Отодвигаю в сторону наглую тетку в белом халате, она точно не преграда для меня, чтоб быть с моей крошкой.
— Мужчина, вы совсем обнаглели?
Уже не слышу ее, вижу лишь глаза Влады, она взволнована, растеряна, кусает губы. Другая тетка что-то пишет на столе, заваленном бумагами. Прогнала меня вчера, кричала, что я подлец, скотина, что она не хочет меня видеть. Ушел, но недалеко, сидел в машине, смотрел на ее окна, много думал.
Думал, так просто ворвусь в ее жизнь на белом коне, подобно принцу? Но я далек от этого образа, совсем он не мой. Да и принц из меня не очень, дел натворил, хоть самому под копыта коня ложись.
Но я никогда не сдавался, на зоне не потерял себя и сейчас должен все сделать, чтоб эта девочка простила меня и была рядом. Нужна как воздух, нет смысла жить без нее, Влада настоящая, открытая, но и дерзкая, а еще такая нежная. Как все это в ней сочетается, не пойму?
— А мама говорит, что курить вредно.
Очнулся тогда от своих мыслей во время наблюдения за окном жены, она ведь мне жена, и все не понарошку. Не понял сразу, откуда звук, а когда опустил глаза, увидел девчушку, даже не понял, сколько ей может быть лет, совсем не разбираюсь в детях. Она была в красном сарафане и с темными кудряшками под панамкой.
Бросил сигарету под ноги, затушил.
— Что еще мама говорит?
— Что мусорить тоже нельзя.
Вот же заноза маленькая.
— Тебя как зовут?
— Мама не разрешает разговаривать с незнакомыми.
Вот оно, женское противоречие, с пеленок. Ей мама не разрешает, а она пошла учить чужого дядьку, что курить нельзя.
— Ты забавная.
— Я Вероника.
— Я Данил.
— Больно? — моя новая знакомая показала на татуировку змеи.
— Нет.
— Совсем-совсем?
— Немного.
— Вероника? Вероника, ты где? Пошли, нам пора.
Из крайнего подъезда вышла женщина, махнула девочке рукой, настороженно посмотрела на меня. Да, с моими рисунками на теле я бы и сам не подпустил своего ребенка к такому, как я. Достал сигарету, хотел снова закурить, но вспомнил, что это вредно, бросил пачку на сиденье машины.
Отвлекся всего на несколько минут от дома Влады, чтоб купить кофе и сэндвич, в дороге почти ничего не ел, лишь курил и топил педаль в пол. И дернул меня черт написать ту записку, признаться во всем, добавив, что недостоин ее, что, мол, она особенная и встретит своего принца. Дурак.
Не позволю никого встретить и Валере зубы пересчитаю, как увижу, чтоб не пудрил мозг чужим женам. Не отпущу свою девочку никогда, лишь она дала мне силы понять, что в этой жизни ценно и за что нужно бороться. Хорошо, что сейчас это понял, не через десять лет, когда было бы уже поздно вернуть ее.
Кто бы мог подумать, что Сафин станет таким романтиком, что в его вытравленной кислотой злобы и мести за
