class="p1">Перевожу дыхание, чтобы сказать ещё что-нибудь колкое. Но отец вдруг откладывает планшет на стол.
– Ты действительно считаешь меня тираном?
– Есть такое, – отвечаю начистоту. Знаю, что перебор, да раз уж плотину прорвало и меня в кои-то веки спрашивают, буду до конца откровенным. – Я не подарок, но и ты ни разу не дал мне шанса самостоятельно проявить себя. Попробуй для разнообразия не гасить на корню каждую инициативу. Авось удивишься сыновней сознательности? – меня, воодушевлённого вниманием, как говорится, понесло: – Если я хочу уйти, то необязательно в притон. Если привёл в дом девушку, то необязательно... Ладно, – осекаюсь, признавая, что всё-таки немного заговариваюсь, – здесь не поспоришь, сам виноват. Но даже это тоже в прошлом. Так что теперь, предложение девушке в первый день делать, чтобы доказать свои намерения? Мне всего лишь нужно хоть капельку доверия к себе. Авансом. Не как поощрение, а просто потому, что я твой сын!
Резко замолкаю, чтобы восполнить нехватку воздуха, не зная, что ещё добавить к уже сказанному.
– Знаешь, я ведь успел соскучиться даже по твоему норову, – произносит отец неожиданно, заглядывая мне в глаза. Я хмурюсь.
– Что так, мораль некому было читать? – стараюсь, чтобы голос звучал небрежно, но нервная усмешка выдаёт с головой. Как-то это всё снова не по сценарию.
– Не спеши огрызаться, я недоговорил, – терпеливо продолжает он, – Так вот, ты меня приятно удивил. Не стал устраивать пьяных манифестов по возвращении, не хлопнул дверью, хотя я почему-то ждал именно этого. Тут, безусловно, есть и моя вина, – он медленно выдвигает верхний ящик письменного стола. – По молодости вкалывал, как вол, чтобы на ноги встать и ты с матерью ни в чём не знал отказа. Деньгами обеспечил, а на главное времени не хватило. Как итог отдалился от вас обоих. Помнишь, как ты первый раз пьяным явился? Прямо на угнанном байке. Затащил же с дружками его как-то на пятый этаж... Ты тогда заявил, что у тебя мотоциклизм головного мозга, и либо мотомехаником будешь, либо учиться дальше не пойдёшь.
Взбучку наутро помню. Смутно очень. А в остальном он заливает. Не мог я такое выкинуть... или да? Да ну, бред. Хотя... Дан однажды рассказывал, как я по пьяни пытался вскрыть гараж его отца. Причём ломился при этом почему-то в парадную дверь особняка. Да уж, с бухлом пора завязывать.
– Ты это к чему? – покручиваю между пальцев одну из уцелевших на рубашке пуговиц, думая, что за столько времени Полина наверняка успела одеться. Пора сваливать. На крайний случай посидим в кафе.
– К тому, что боялся я за тебя, сын. И сейчас боюсь, – отец задумчиво разглядывает квадратную коробочку из плотного картона, которую достал из своего стола. – Я не хотел, чтоб ты всю жизнь возился с железяками за гроши, когда можешь продолжить моё дело.
– Как бы юношеский максимализм остался далеко позади, – отзываюсь серьёзно. Благо о том, каким я вижу своё будущее подумать было время. – Байки давно перешли в разряд хобби.
Он сдерживается, но моих ушей всё-таки достигает облегчённый вздох.
– Заливать можно что угодно, но у тебя сейчас глаза горят. И я верю. Одного не пойму, девчонку-то зачем испортил? Хорошая она у Борисыча, серьёзная. Думал, арест хоть немного тебя остудит. Не тут-то было. – в его голосе проскакивает усталая усмешка. – Что же ты за вредитель у меня такой, а?
– Никто никого не портил, – Полина осторожно протискивается мимо меня в кабинет, полыхая румянцем, как спелый помидор, и я покровительственно накрываю острые плечи своими ладонями. Но открыть рот не успеваю, потому что вдогонку следует торопливое: – Извините за то, что влезаю в разговор, но это касается и меня тоже. Я сама пришла...
Ага, на моих двоих.
Где только так юлить наловчилась? Хотя... с кем поведёшься, как говорится.
– Не нужно, – строго кошусь на неё, но этот поезд уже не остановить.
– Кир не хотел, – а частит как трогательно, запинается. Да-да, так не хотел, что штаны трещали. – Я... я его целенаправленно соблазнила. Вот.
Нет, всё-таки Полина хреновый адвокат.
И мой самый охрененный выбор.
– Пап, я Морозову действительно не портил, – решительно закрываю ладонью ей рот. – Я её люблю. А значит репетировал зачатие твоих внуков. – на этом месте острые зубы вгрызаются мне в палец. Лисица дикая. Ничего, потом и до неё доберусь. – Готовься, в общем. И да, ты всё ещё опаздываешь на планёрку. Всё, мы пошли.
Впрочем, судя по его уползшим на макушку бровям и томному взгляду в сторону мини-бара, коллективная казнь сегодня отменяется. Ну и ладно. Такое дело грех не отметить.
– Постой, – отец порывисто подходит к нам, протягивает мне загадочную коробочку. Она совсем лёгкая, с пачку сигарет, и я всё ещё в замешательстве, что же там такого может храниться. – У меня тоже было время хорошенько подумать и в чём-то мы сошлись не сговариваясь. Хотел дождаться вечера, но вижу, сейчас самый момент. Это ключ от твоей квартиры. Держи свой аванс, сын.
– Я не подведу, – всё-таки улыбаюсь, убирая в карман джинсов наш с Полиной общий билет в рай.
– Не делай глупостей, – добавляет он без привычных диктаторских ноток, подозрительно блестя заслезившимися глазами.
Может и сомневается, но больше в душу с ногами не прётся. За это и шепчу ему одними губами: "Спасибо".
– Вас куда-нибудь подвезти? – отец неловко улыбается Полине, но моя очаровательно-красная собственница тут же беспомощно льнёт ко мне спиной.
– Не нужно, здесь пешком пару кварталов, – выразительно указываю взглядом на тёмно-русую макушку. – Незачем нас смущать.
– Обязательно нужно было говорить это вслух? – шепчет Поля пару минут спустя, провожая взглядом отъезжающее авто.
– От его добрых намерений порой не так просто откреститься. Уж поверь мне, – накидываю на усыпанные мурашками плечи свою рубашку, а сам застёгиваю куртку на голое тело. Хоть и моросит мелко, будто через сито, но простуда в наши планы определённо не впишется.
– Так что, покажешь мне свою холостяцкую берлогу?
Едва ли она догадывается, как очаровательна с этой хитрющей улыбкой и бриллиантовой изморосью на фарфоровой коже. Любовь бьётся внутри вторым пульсом. В ней весь мой кислород, всё будущее.
– Моей лисице не терпится начать обживать свои владения? – говорю то, на
