один голос ответили мы с Федосом.
Быть моделью мне решительно не понравилось, ещё сильнее это не понравилось Федосу. Я была полностью на его стороне, понимала и поддерживала. Мне тоже, знаете ли, пребывание моего личного Тора в тоге пришлось не по душе. Пусть его писала моя подруга, а я находилась рядом. Исключительно, чтобы помочь дельным советом в случае надобности, как вы понимаете. Да, да.
Мы с Федосом решили, что станем друг для друга исключительно личного пользования. Нет, на пляже, конечно, мне придётся делиться мужем, в смысле, на него будут пялиться — это неизбежно. Но смотреть и поправлять тогу на обнажённом теле — это в корне разные вещи!
Вот и как мне пришло в голову, что я могу выйти замуж второй раз, пусть и за того же Федоса? Ведь для этого придётся сначала развестись, а этого я делать не собиралась никогда в жизни.
С этой светлой, несомненно, гениальной мыслью я направилась к собственному мужу, да-да, мужу. С ума сойти можно! Кто бы мог подумать, до чего меня доведёт распитие спиртных напитков питерской белой ночью.
В это время Григорьев посмотрел на меня, кивнул Василию, тот начал выставлять свет, а я замерла в ожидании, когда Федос подойдёт ко мне, и мы начнём фотосессию.
Туда же, в этот калейдоскоп событий, можно уместить и ресторан с самым настоящим тамадой, которого я мечтала придушить к концу вечера, настолько устала, он же всё устраивал и устраивал конкурсы, которые на ура принимали весёлые, хмельные гости.
Был там и шоколадный фонтан, и горка с шампанским — всё, что я заказывала. И торт огромный, восьмиярусный, тоже был! Настолько большой, что на секунду показалось, что сейчас выскочит стриптизёрша. Но нет, обошлось. Федосов академически прекрасный член остался при нём, не пришлось отрывать прямо посредине торжества.
Фейерверк, кстати, тоже был. На всё тёмное, зимнее, питерское небо.
И даже свадебное путешествие, которое мы совершили в Лапландию, в деревню Санта-Клауса. Правда, в Финляндии его называют Йоулупукки, что, согласитесь, после Эарендель звучит вполне по-божески.
Правильней было бы отправиться на какие-нибудь экзотические острова, но, во-первых, я не была готова демонстрировать своего мужа на пляже. Мне требовалось время для адаптации и личного пользования. Во-вторых, восьми-двенадцатичасовой перелёт меня пугал.
Кто знает, чтобы потребовалось бы моему беременному организму, как бы он отреагировал на полёт и вообще… на всё, настолько экзотическое и непривычное. Рисковать Фёдоровичем или Фёдоровной я не собиралась!
Ведь это не просто ребёнок, живое существо, подросшая фасолинка, а наш с Федосом ребёнок. Можете говорить всё, что угодно, я же была абсолютно, на миллион процентов убеждена, что он родится не просто уникальным или особенным, а самым-самым лучшим. Так-то вот!
Поэтому свадебное путешествие в зимнюю Лапландию — отличный вариант, уж точно не хуже, чем летом в Анапу. Хоть на Луну, главное, мне всегда и везде было хорошо с Федосом. И как же замечательно, что мне достался не Тор, не Крис Хемсворт, а самый настоящий Федос.
Мой Федос, на минуточку, личного пользования!
По возвращению меня ждал свадебный подарок. Подарков было много, разных, начиная от машины с водителем, заканчивая ювелирными украшениями, но то, что ждало меня после Лапландии, поразило в самое сердце.
Одну из комнат квартиры, где мы теперь жили с Федосом, той самой, в которой выросли, переделали под мою личную мастерскую. У меня появилась своя, полностью оборудованная, с набором всего, чего я только могла пожелать, мастерская. Не уголок в комнате, в котором помещается мольберт, а очень просторная, окутанная мягким светом комната, с широкими окнами, выходящими на крыши соседних домов, которые я собиралась писать в ближайшем будущем.
И писала, к слову. Из этой самой мастерской меня и увезли рожать. В платное отделение, естественно. Правду сказать, ничего естественного я в цене на роды не видела, но повторюсь, рисковать здоровьем Фёдоровича не собиралась. К тому времени мы уже точно знали, что у нас родиться мальчик. Федос поломал стройную теорию моей бабушки.
Какое-то время я сомневалась, ведь и правда, откуда у меня мог появиться мальчик, если у бабушки была мама, а у мамы я? Изображение на мониторе УЗИ-аппарата не оставило места для сомнений. Какие сомнения-то? Что я, плоть от плоти не узнаю, если вы понимаете, о чём я.
Меня обезболили. Врачи подходили каждые несколько минут, один даже потанцевал со мной перед камерой, чтобы передать привет папе, который затрусил и от партнёрских родов отказался.
Нет, если бы я надавила, он бы пошёл. Но зачем? Достаточно того, что я сама боялась, начитавшись историй в интернете и выслушав целую лекцию о собственном узком тазе от врача в женской консультации. Бояться вдвоём казалось непродуктивно.
Представляете, появляется на свет наш с Федосом Фёдорович, а тут родители сидят, зубами цокотят от страха!
Одним словом, через восемь часов, точно, как описано в учебнике по анатомии, я спокойно, без рыданий, истерик и лишней боли родила нашего сына. Фёдоровича собственно бесподобной персоной.
В первые мгновения, когда на меня шлёпнули горячий кусочек, я чуть не заревела от того, что персона, кажется, родилась вовсе не бесподобная. Позже, уже в палате, я смотрела на своего беленького-беленького мальчика и чертыхала на чём свет стоит своего папашу.
Это же надо было наградить меня такими сильными генами, что даже сыну моему передалось. Чтоб ему провалиться, папаше этому белобрысому!
Я могла себе представить девочку, похожую на Федоса — высокую и кареглазую. Но мальчика, похожего на меня — нет. Даже в кошмарном сне!
Прекрасно, конечно, что я стала признанным эльфом, заработав на этом приличный гонорар, но мальчик-эльф… это же, это же… да быть такого не могло!
Я рыдала в палате, глядя на сына. Рядом топтался Федос, который примчался сразу, как только разрешили, и с ужасом глядел на малыша в голубых одёжках и, кажется, был в минуте от обморока. Клянусь, у него тряслись руки, ноги и дёргался глаз.
Мне же нечем было утешить Федоса. Я уже задыхалась от обиды на вселенную и собственного папашу, чтоб ему провалиться со своими генами!
— Чего устроила? — проговорила бабушка, войдя в палату. — Сейчас руки помою, подойду.
С этими словами она прошествовала в уборную. Потом вышла, подплыла, покачивая объёмными бёдрами, к прозрачной люльке, потёрла ладони друг о друга, видимо, чтобы стали теплее, и подняла правнука на руки.
— Крепенький, щекастый, — похвалила бабуля Фёдоровича. — Сразу видно, мужичок!
— Он на меня похож, — заголосила я и уткнулась
