взрослый и адекватный, и прекрасно понимаю, что фрустрации избежать невозможно, что это часть формирования личности ребёнка, но мне всё равно тяжко наблюдать, когда она расстроена.
Тогда что не так с женщиной, что сейчас сидит напротив? Что в ней сломано? Или это в нас с Верой?
Я мало верю, что в ней что-то ещё может измениться. Я в принципе против теории, что люди не меняются. Меняются, конечно же. Зависит от обстоятельств, окружения, жизненных событий. Но это не о моей матери.
И всё равно мне хочется дать ей шанс. Шанс сохранить для себя хоть какое-то подобие человечности.
— Какова твоя цель, мама? Глобально. Потому что я не понимаю, зачем ты делаешь то, что делаешь.
Мама мягко усмехается и делает глоток кофе.
— Я всегда хотела лучшего для своих детей, Сёма. Вы совершаете ошибки, я их исправляю.
— Ты правда в это веришь? — я знаю её с рождения, а это без малого тридцать лет, но абсолютно не понимаю. — Серьёзно думаешь, что отобрать ребёнка у матери — это сделать хорошо? Кому? Ребёнку? Матери? Себе? Кому, мама?
— Твоя сестра была наркоманкой, по-твоему, я должна была оставить внучку с ней?
— Вера тогда уже не употребляла, ты и сама знаешь. У неё были проблемы с едой, да, но ведь это было решаемо. А ты забрала Арину на годы, — качаю головой. — Хорошо. А какая у тебя аргументация по поводу Насти и Василины? Меня и Насти?
— Ты серьёзно задаешь этот вопрос, Сёма? — мать поднимает брови в удивлении, будто я сущую глупость спросил у неё. — Эта женщина — лгунья, она беспринципная и аморальная. Скрыла факт рождения ребёнка, обманула, врала. Такая мать не может воспитывать детей.
— Вот как, — откидываюсь на спинку стула. — Может, приведёшь пример идеальной матери. Никак ты?
Она неподражаема. Серьёзно. Одним лишь движением брови подчёркивает свою позицию — превосходство и полнейшая уверенность в своей правоте. Психопатка.
— А что насчёт меня, мама? Я тоже не могу воспитывать дочь?
— Конечно, — она ставит кружку на стол и смотрит с искренним удивлением, — ты сам как ребёнок, Семён.
— Мне почти тридцать, мама.
— И что? Ты гоняешь на спортивной машине, бросил работу, играешь в компьютерные игры. Какой с тебя отец? И уж если так получилось по неосторожности, что у тебя есть ребёнок, я смогу воспитать его как следует, в соответствии с положением нашей семьи в обществе.
Мне становится смешно. Потому что иначе реагировать не получается.
Она ебанутая, прости Господи.
— Нас воспитать не вышло, да, мам? Тебя это гнетёт? Я просто прошу тебя — отстань. Уйди с дороги.
— Семён, этот разговор не имеет смысла, — её лицо каменеет. — Думаю, нам стоит закончить.
— Не уж, — качаю головой. — Я бы тоже хотел, но ты сама виновата, мама.
Набираю Вере. Она снимает трубку на первом же гудке.
— Ну как? — хихикает в трубку. — Нет, не отвечай, подожди, дай сама угадаю: никак. Верно?
— Верно. Подключайся.
Я пытался. Вот честно, пытался. Но мама непробиваемая.
Не знаю, что именно подготовила для неё Вера, сказала, это сюрприз. Но это Вера. А значит, сомневаться в значимости сюрприза у меня нет оснований. Даже интересно. И уже жаль мать. Хотя… нет, не жаль, пожалуй.
— Вера тоже придёт на кофе? — интересуется мать. — Не знала, что она сейчас в Краснодаре.
— Ты многое о ней не знаешь, мама. И оно к лучшему, знаешь ли.
— Приветик, — рядом материализуется Вера. Улыбка сияет как всегда. — Сёма, — наклоняется и целует меня в щёку. — Мамочка!
Мать она тоже целует, хотя я прекрасно понимаю, как непросто ей это сделать. Вера тоже говорит девушке сделать и вынести кофе и падает на стул рядом со мной.
— Мы здесь! — машет рукой куда-то, и я смотрю туда же. Интерес растёт. Что же она задумала?
— Добрый день, — к столику подходит мужчина лет пятидесяти. Высокий, блондин с посеребрёнными сединой висками. Его лицо кажется мне слегка знакомым, хотя я уверен, что никогда не видел его. — Здравствуй, Кристина, — это уже говорит нашей матери.
Вера расплывается в довольной улыбке, а я перевожу взгляд на мать. Ощущение, будто в её лице не осталось ни кровинки. Она побледнела настолько, что реально стала похожа на снежную королеву из сказки.
— Здравствуй… Елисей…
Я в принципе впервые вижу, как она заикается. Видно, что каждый звук даётся ей с трудом. Весь привычный ледяной лоск слетает, и она кажется будто на несколько лет старше.
— Необычная встреча, правда, Кристина? — этот Елисей присаживается с торца стола.
— Неожиданная, да, — мать опускает глаза на стол, чего я в принципе никогда у неё не наблюдал. Кто же этот Елисей, что навёл на неё столько страха? Ох и Вера. Не дай Бог её врагом иметь.
— Мама, — Вера делает глоток кофе из стакана, который ей приносит девушка, — может, расскажите, откуда вы знакомы с Елисеем Петровичем?
— Замолчи, — у матери дёргается веко. — Сейчас же, Вера.
— Почему же? И попрошу уважительнее — например, Вера Елисеевна.
Охуеть.
Другого слова найти я не могу.
Мать начинает трясти. Кружка звенит о блюдце, когда она ставит её.
— Слушай, мам, лучше да, давай подождём, — качает головой Вера. — Мы же не все в сборе. Давай сначала папочке позвоним. Он же тоже в Краснодаре сейчас? Или по видео примет участие в семейной встрече.
Вера разблокирует экран смартфона и ищет там контакт отца.
— Стой! — хлопает по столу мать.
Есть. Вот оно.
Мне и не нужны подробные объяснения, всё и так понятно.
Одно дело, если отец в курсе, что у матери была недавно интрижка. У него и у самого были, да не одна. Но узнать, что жена тебя обманывала более тридцати лет. Да ещё и в чём!
Вера не является дочерью нашего отца. Упс, теперь уже моего.
Моего же?
— Слушай, мам, а я вообще Владимирович? — подкидываю дровишек. — Не самое сейчас важное, но просто для справок, как говорится.
Мать всю трясёт. Не думаю, что с ней случится какой-нибудь приступ — у неё отменное здоровье. Ведь только здоровый физически человек может годами плести интриги.
— Чего ты хочешь? — слышу,
