Данила вкатился в ванную, аккуратно прикрыл за собой дверь.
— Ты как? — Он осторожно коснулся ее волос, словно тоже боялся запачкаться…
— Прости. — Она давала себе клятву быть сильной, держаться, но не удержалась. Слезы были горячее воды, слезы выжигали огненные бороздки на ее щеках.
— Не надо, ты ни в чем не виновата! — Данила поцеловал ее в макушку. — Я больше никогда не оставлю тебя одну. Я буду каждый день встречать тебя с работы. Забудь! Ничего не было, слышишь?!
Забыть? Как же ей хотелось забыть! Только ничего не получится. Это останется с ней навсегда. Это станет между ней и Оборотнем. Уже стало… просто он пока отказывается в это верить.
— Хорошо, я забуду. — Вот оно и наступило — время лжи.
— Можно я сейчас задам тебе несколько вопросов, а потом мы навсегда закроем эту тему? — Данила не смотрел ей в лицо, стряхивал с пальцев налипшую пену, как будто пена была важнее…
— Спрашивай! — Она научится врать и научится быть сильной.
Он молчал долго. Слишком долго…
— Селена, ты хочешь, чтобы мы дали этому делу ход?
— Нет! — Она замотала головой, и брызги с ее мокрых волос упали на его футболку. — Я не хочу. Его все равно не найдут.
— Почему? Ты его видела?
Нет, она его не видела… Слышала его дыхание, чувствовала каждое его движение, но не видела.
— Я не смогу его опознать, Данила.
— Ладно, — он вымученно улыбнулся. — Давай поговорим о другом. Тебе нужна медицинская помощь, твои раны нужно обработать и вообще… — Он запнулся…
— Раны неглубокие, — Селена провела рукой по животу. — А остальное… Завтра я сдам все необходимые анализы. Не волнуйся, все будет хорошо. — С каждым разом ложь давалась все легче. Может, она и в самом деле привыкнет? — Где Лемонтий и Дакер?
— Ушли.
Хорошо, что ушли. Они славные ребята, и Селена им очень благодарна, но сегодня ей было бы невыносимо их общество.
— Хочешь чаю с шоколадом? — спросил Данила.
— Хочу.
— Тогда ты выходи, а я его сейчас заварю. — Данила еще раз поцеловал ее в макушку, выкатился из ванной, аккуратно прикрыв за собой дверь.
* * *
Хорошо, что Дакер и Лемонтий ушли. Они, конечно, классные ребята, но сейчас им с Селеной нужно побыть наедине.
Данила еще не знал, как они справятся со всем этим, как будут жить дальше. Но понимал, что случившееся с Селеной не повлияет на его к ней отношение. Зато это уже повлияло на его самооценку…
Он — беспомощный калека, неспособный защитить свою женщину, неспособный разобраться с тем подонком… Да что там разобраться?! Он даже найти его не в состоянии!
Данила включил чайник, скользнул взглядом по забытым Лемонтием сигаретам. Захотелось курить, сильно, до дрожи в пальцах. Он открыл окно, закурил, наблюдая, как бледнеет и уходит за тучи луна, молчаливая подружка убийц и насильников. Луну он ненавидел так же сильно, как и самого себя.
Закипела вода. Данила выбросил недокуренную сигарету, заварил зеленый чай. Селена хочет оставить все как есть, а что хочет он сам? Сделать вид, будто ничего не произошло, не спать ночами, зная, что тот выродок ходит безнаказанным, что, возможно, Селена не первая и не последняя его жертва? Он не знал…
Хлопнула дверь ванной. Данила закрыл форточку, разлил чай по чашкам, положил на стол плитку черного шоколада.
Селена в банном халате, с чалмой из полотенца на голове, выглядела почти нормально. Если не принимать во внимание багровые следы на шее. Если не смотреть на содранную на запястьях кожу. Если не знать про кровавый знак на ее животе…
Трель дверного звонка нарушила затянувшееся молчание. Селена вздрогнула, испуганно посмотрела на Данилу.
— Я сейчас. — Он выкатился в прихожую.
На пороге стояла Элеонора. Данила совсем забыл о своем обещании позвонить.
— Где моя племянница?
— На кухне.
Элеонора молча покачала головой, не то расстроенно, не то сердито.
* * *
— Что случилось? — Тетя выложила на стол пачку сигарет, закурила, коснулась сначала запястья Селены, потом ее щеки.
Нужно ответить, нет смысла скрывать от тети то, что она и так узнает, но как же тяжело!
— Я знаю, с тобой что-то произошло. — Голос Элеоноры сделался настойчивым. — Чувствую.
— Оставь нас, пожалуйста, одних. — Селена перевела взгляд на Данилу.
Он молча кивнул, выкатился из кухни.
— Я закурю? — Селена потянулась за тетиными сигаретами.
— Кури.
У нее получилось не сразу, руки дрожали, зажигалка не срабатывала, сигареты падали. Где же взять силы на жизнь, когда сил не хватает даже на такую вот мелочь?..
— Я повторяю судьбу своей мамы. — Она наконец прикурила, глубоко затянулась горьким дымом.
Пальцы Элеоноры дрогнули, серебряные браслеты тревожно звякнули, но голос остался спокойным, почти будничным:
— Ты знаешь, кто это сделал?
— Нет, я ничего не видела. — Рукавом халата Селена вытерла слезы. Это от сигаретного дыма, не от боли… — Знаешь, он действовал так… так поэтапно, точно настраивался на что-то. И все время что-то шептал. Что-то непонятное, похожее на латынь. Мне достался очень образованный маньяк, владеющий латынью. — Она усмехнулась, сделала еще одну затяжку.
— Он тебя изнасиловал? — спросила Элеонора, закуривая еще одну сигарету.
— Да. А потом… я думала, он меня убьет, а он вырезал какую-то спираль у меня на животе. Скажи, это что-нибудь значит? В этом… есть какой-то смысл?
— Не знаю, девочка. Ничего не знаю.
— Я тоже не знаю. Я знаю только одно — мне от этого никогда не отмыться.
— Ты справишься. Ты сильная.
— А моя мама была сильной?
— Нет! — Элеонора покачала головой. — Твоя мама была совсем другой. И рядом с ней не было такого мужчины, как твой Данила.
Да, ей повезло, у нее есть Данила… Селена встала из-за стола, подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу.
— Мне кажется, луна сегодня красная. Или я схожу с ума? — Она обернулась к тете.
— С тобой все в порядке. Сегодня лунное затмение. Луна, наверное, и в самом деле красная.
— А это что-нибудь значит?
— Не знаю, может быть, значит, а может быть, нет. Селена, а в тебе самой что-нибудь изменилось? Ты что-нибудь чувствуешь? Что-нибудь необычное?
— Я чувствую себя так, словно меня окунули в бочку с дерьмом. А больше — ничего. Мой дар, если ты о нем, не проснулся, иначе тот ублюдок не слез бы с меня живым! — Впервые за этот страшный вечер Селена ощутила еще что-то помимо боли.
— Это пройдет. Все рано или поздно проходит, любая боль.
— Это не пройдет! — Селена загасила сигарету, вернулась к столу, спросила срывающимся шепотом: — Ты можешь сказать, что будет дальше? Можешь мне погадать?
