так легко, будто во мне не пятьдесят килограммов, а пять. Шепчет хрипло:
— Просто, чтобы ты знала, Ростовцева.
— М-м? — срываю еще один легкий “чмок” с его губ и поднимаю взгляд.
— Ты нужна была мне и пять лет назад. И два года. И сейчас, Стеф.
— Ч-что это значит?
— Это значит, что я — дурак. Потому что не сказал тебе этого сразу. Но я искренне верил, что ты все понимаешь и без слов, а твое поведение — это желание проверить мои чувства на прочность. Олень, правда?
— Чувства? — сиплю я, а сердце сжимается.
— Я люблю тебя, Карамелька. Сильно. Вот только пока не пойму, безответно или у меня все-таки есть хоть маленький шанс на взаимность…
Клянусь, я бы меньше удивилась в этот момент десятибальному землетрясению и нашествию инопланетян. В моих ушах встал серый шум, в глазах пелена из слез, а сердце… оно сжалось до немоты. Ответное — я люблю тебя — застряло где-то между мозгом и языком. Зато губы задрожали в черт его знает какой по счету за последние сутки молчаливой истерике. И все, что удалось продрать сквозь ком в горле, это хриплый смешок и самокритичное:
— Хороша принцесса. Такой и правда, наверное, часто хочется откусить голову, да?
Нагорный захохотал:
— Пошли в дом, принцесса. У твоего дракона на тебя сегодня большие планы.
Стеф
Начался наш вечер с милого и романтичного ужина на той самой террасе, где по периметру сверкают огоньки гирлянд и играет приятная музыка. Слышится шелест накатывающих на скалы волн и стрекотание сверчков. А в ночном небе перемигиваются яркие звезды, что подглядывают за нами, краснея от стыда.
Мы много говорим. Будто пытаясь словами заполнить ту пустоту, что образовалась между нами за два последних года. Много смеемся и часто переглядываемся. Как глубоко втюрившаяся друг в друга парочка, едим вермишель с двух сторон, повторяя легендарную сцену из мультфильма “Леди и Бродяга”. А, уляпавшись до самого носа, хохочем. Но самое главное — очень, очень много целуемся и обнимаемся. Как подростки в пубертатный период. Я уже успела забыть, как это может быть приятно.
Спустя два часа горячее остывает, а первая бутылка шампанского улетает. Сережа с эффектным хлопком откупоривает вторую. Улыбается, разливая по бокалам, предупреждает:
— Карамелька, перестань.
Игристое шипит и пенится в хрустальном бокале. У меня в теле “шипит и пенится” возбуждение, смешанное с немым восхищением. Я ставлю локти на стол, опираясь подбородком на ладони. Ну, разве он не идеален? Не стол! Сережа. Улыбаюсь:
— Что перестать?
— Ты снова это делаешь.
— Что я делаю? — хлопаю ресницами, включая свою любимую функцию “дурочки”. — Я просто сижу.
Нет, я не “просто сижу”. Я обхватываю губами хрустальную стенку бокала, потягиваю маленькими глотками игристое и бессовестно разглядываю своего спутника. Снова. Изучаю каждую впадинку и морщинку, лучащуюся в уголках глаз, когда он улыбается. А эти ямочки на щеках? Да половина населения Земли душу дьяволу продадут за такие ямочки! Хочу поцеловать. Каждую из них…
Вздыхаю.
— Ты пожираешь меня взглядом, — укоризненно заявляет Нагорный, стукая по моему бокалу своим.
— Это разве плохо?
— Это прекрасно, но по шкале терпения я уже на отметке “бросай все на хрен и тащи ее в башню”.
— Тут нет башен.
— Неправильный замок.
— Мхм, — облизываю я губы, чувствуя горечь шампанского на языке.
— Карамелька, если продолжишь в том же духе, то весь мой настрой быть терпеливым и романтичным полетит к чертям.
— М-м, — мычу я, но взгляд не отвожу. — Хороший план.
— Хороший, говоришь? — кивает Сережа, залпом опрокидывая в себя все содержимое бокала. — Понял. — И, пока я рассматриваю его волнистые темно-русые кудряшки, которые с каждым движением парня забавно пружинят на макушке, Сережа двигает свой стул ко мне ближе. Садится плечом к плечу…
Э-эй, так не честно! Так глазеть на его милую моську гораздо сложнее.
Зато кое-кому делать кое-что другое значительно проще…
— Что ты делаешь? — хохочу я. Ладонь Сережи как бы невзначай оказывается у меня на коленке. И ползет все выше. И выше. Задирает платье, пробираясь под подол. Собирает за собой толпу хмельных мурашек, покорно следующих за своим “кукловодом” с криками: хотим еще! Выше. Больше. Сильнее!
— Как что? Проверяю.
— Что проверяешь?
— Бьется ли пульс.
— Открою тебе страшную тайну, — зажимаю своей ладошкой его ладонь у себя под сарафаном.
— Ну-ка?
— Там его не прощупать.
— Ты уверена?
— Более чем!
— И все-таки я попробую, — заявляет негодяй, легонько ущипнув меня за бедро. Улыбается и замирает. Смотрит глаза в глаза, немного хмуря брови, будто всерьез считает удары моего сердца в минуту. От каждого прикосновения Нагорного мое сердце трепещет, отбивая барабанную дробь. Пульс щупать нет никакого смысла. Он зашкаливает, превышая все допустимые нормы. Но Нагорный “считает”, а потом с умным видом знающего человека выдает:
— О-о, все плохо, Карамелька.
— Насколько?
— Пациент скорее мертв, чем жив.
— И что теперь делать?
— Срочно необходим непрямой массаж сердца и дыхание рот в рот.
Я смеюсь. Сережа подается вперед и чмокает меня в губы. В один уголок губ. В другой. Еще. И еще разок. Срывает поцелуй за поцелуем, бессовестно забираясь пальцами выше, поглаживая с внутренней стороны бедра.
Я перестаю дышать. Он добирается до полоски нижнего белья, касаясь подушечками кружева. Легонько надавливая, проводит сверху вниз. Я вздрагиваю, цепляясь пальцами за его запястье под моей юбкой. Позвоночник тысячами маленьких молний пронзает возбуждение. Выдаю севшим до хрипа шепотом:
— Сердце у меня выше, если что…
— Правда? А я-то думал…
Новая ласка. Новый вздох на грани со стоном:
— М-м, сдается мне, что у тебя весьма поверхностные познания в анатомии, Сереж.
— Я проходил ее ускоренный курс.
— Методом тыка, надо полагать?
Сережа смеется и одним рывком перетягивает меня со стула к себе на колени. Я взвизгиваю и усаживаюсь на него верхом, цепляясь пальцами за плечи. Голова немного идет кругом. И нет, не от алкоголя. Все тело бросает в жар. От макушки до пальчиков на ногах. Его возбужденное достоинство упирается мне между ног. А широкие ладони задирают мое платье до талии и сжимают попу, «насаживая» на себя еще теснее.
— А как же быть романтичным и не торопиться? — щекочу я своим носом его нос.
— Я просто пощупаю.
— Все еще пульс?
— Ну, разумеется!
Я подаюсь вперед и целую. Ерзаю на его коленях. Сережа щупает, как и обещал. Гладит, трогает и ласкает везде, куда способны добраться его горячие ладони. Не переходя допустимой грани, но едва сдерживая себя и меня. Будоражит! Поднимая волоски на руках дыбом от
