– Саша, ты боишься, что я узнаю какую-нибудь твою страшную тайну?
Он, легко отмахнувшись от обвинения, ответил:
– Маш! Мне иногда приходится чуть ли не материться! Зачем тебе это слышать? Ты не представляешь, сколько у нас сейчас заказов, а мастера в основном мальчишки! То адрес перепутают, то вообще забудут к кому-нибудь зайти, а я оправдывайся перед клиентами!
Тогда она вполне удовлетворилась ответом. Даже посочувствовала ему. Начальникам всегда нелегко. Вся ответственность на них.
А сейчас, после рассказа Задворьева, Маше вспомнилось, как они с Сашей однажды проезжали мимо «Опала». Павловский остановил машину и сказал, что сбегает купить сигарет. Поскольку казино находилось в огромном здании, где были и аптека, и продуктовый магазин, Маше даже в голову не пришло, что любимый ее обманывает. А он все время врал ей! Всегда! С самого начала! Он приворожил ее своей лучезарной улыбкой! Summer son. Сын солнца – так она его называла про себя… Какого еще солнца! Он сын тьмы!
Маша закрыла лицо руками и тихо заплакала. Задворьев тут же скакнул к ней, бухнулся рядом с кроватью на колени и заговорил:
– Машенька, ты поплачь… только немного. Не стоит он того, чтобы по нему так убиваться…
– Я любила его… – прорыдала она.
– Вот и хорошо, что говоришь в прошедшем времени… Любила, а теперь перестала… Ты ведь перестала, а, Маша?
Она отняла руки от заплаканного лица и с горечью проговорила:
– Я ведь не случайно от него уехала… Я чувствовала во всем вранье и даже какое-то предательство. Не анализировала серьезно его деятельность только потому, что слишком была занята своими, как мне казалось, поруганными чувствами.
Задворьев рукой отер с ее лица слезы и сказал:
– От него уехала, а ко мне приехала… Тоже ведь не случайно…
Маша смотрела на него и не знала, что ответить. Почти задохнувшись вновь подступившими слезами, она все же переборола себя и смогла не заплакать.
– Я ничего не могу тебе объяснить, Леша. Приехала – и все тут… А сейчас… понимаешь… оказалось, что у меня… в общем, был выкидыш, и врачи говорили, что я вряд ли забеременею снова, а ты…
– А я считаю, – перебил ее Лешка, – что все еще может сложиться удачно. Организм у тебя оказался очень сильным! Так что думаю, что ты и детей еще кучу нарожаешь! Всем врачам назло!
– Я уже старушка, Леша. Мне тридцать…
– Ерунда! Тебе больше двадцати пяти никто и не даст!
Маша грустно улыбнулась! Вроде бы Лешку она знает давно и ошибиться в нем нельзя, но кто его знает… Она боится опять во что-нибудь вляпаться. Вот в какой такой командировке он был? Может, у него тоже какой-нибудь подпольный бизнес? Маша посмотрела ему в глаза и спросила:
– Леш, а в какой командировке ты был?
– Когда? – удивился он.
– Как это когда? Тогда, когда меня отравили!
Задворьев расхохотался:
– Нет, ты что, всерьез считаешь, что я весь этот кошмар сам и организовал?
– Нет, конечно, – смутилась Маша, – но все-таки скажи, где ты был!
– Да пожалуйста! Я ездил в Колмаково. Мы там сдавали очередной объект!
– Это какой же такой объект?
– Обыкновенный! Конвейерную линию на их пищевом комбинате по производству пельменей.
– Пельменей?
– Вот именно – пельмений! Не бриллиантов!
Маша представила Задворьева во главе преступной группировки по производству фальшивых бриллиантов и улыбнулась уже по-настоящему, широко и освобожденно.
– Ты улыбаешься… – обрадовался Лешка. – Вот и хорошо. Ты такая красивая, Маша, когда улыбаешься…
Она хотела возразить, что отравленные не могут быт красивыми, но он уже нежно сцеловывал с ее лица оставшиеся слезинки. Когда он добрался до ее губ, Маша пыталась сопротивляться, а потом вдруг захлестнула его шею своими слабыми, забинтованными и пропахшими специальными мазями руками и отдалась поцелую, как избавлению от прошлого. У нее теперь начнется новая жизнь. Самая обыкновенная, простая, а потому наверняка счастливая.
– Маш, ну выходи за меня замуж! Сколько можно просить? – проговорил после поцелуя Задворьев.
– Не торопи меня, Леша, – ласково прошептала она и провела рукой по его щеке.
Он тут же перехватил ее, поцеловал в ладонь и сказал:
– Не торопи… так ведь и вся жизнь пройдет неторопливо. Ты вспомни: когда я тебе первый раз сделал предложение?
– Я помню! После выпускного вечера! – Маша лукаво улыбнулась.
– Ну вот! А ты все: не торопи да не торопи… А вот батянька твой поторопился…
Вдруг Лешка замолчал и закрыл себе рот ладонью, но Маша тут же потребовала:
– Ну-ка вот с этого места поподробней, пожалуйста! Отец приходит ко мне таким странным! Я его прямо не узнаю. Говорит какими-то загадками, намеками. В общем, сплошной эзопов язык! Я уже сама собралась его как следует обо всем расспросить, а ты, оказывается, что-то знаешь и молчишь! Так нечестно, Лешка!
– Маш, но я же не могу выдавать чужую тайну. Я и так уж… Прямо стыдно, честное слово.
Маша присела на постели и, смотря Задворьеву в глаза, сказала:
– Леша! Тут никаких особых тайн быть не может. Я уже давно знаю, что у него есть какая-то женщина… Он что наконец решил на ней жениться?
Задворьев в смущении поскреб затылок.
– Я думаю, что он решил жениться совсем на другой женщине… – наконец проговорил он.
– На какой другой?! Тебе-то откуда знать, которая та, а которая другая?
– Маш! Я тебе все-все расскажу! Вот честное-пречестное! Но давай сначала еще разик поцелуемся, а?
– Торгуешься, Задворьев?
– Точно! – подхватил он. – За каждую новость – поцелуй! А мне есть чего тебе порассказать, Машка! Вот уж нацелуемся!!!
Маша улыбнулась, обняла его за шею и подставила губы для первого среди обещанного длинного ряда поцелуев.
Summer son (англ.) – сын лета.
Отец Сергий – герой одноименной повести Л.Н. Толстого, отрубивший себе палец в момент сильного искушения.
Эркер – часть внутреннего объема здания, выходящая из плоскости фасада на всю высоту здания или на несколько этажей и имеющая полукруглую или многогранную форму.
Гэмблинг – хронически прогрессирующая неспособность сопротивляться участию в азартных играх.
