Большой белый купол собора Сакре-Кер подсвечен гигантскими прожекторами и освещает наше ателье. Небосвод темно-синий, внизу красноватый, озаренный отблеском вечернего города. На самом верху стоит белая, лучезарная звезда. Это настолько красиво, что кажется декорацией.
Фабрис садится рядом со мной и берет мою руку. Я не отнимаю. В среду он получит больше. Мы сидим молча и наслаждаемся роскошным видом. Порой его взгляд уходит в сторону моей груди, но потом опять устремляется вперед. Человек владеет собой. Слава богу. Когда я встаю, чтобы идти домой, он не принуждает меня остаться. Провожает до двери, мы дружески обнимаемся, он целует меня в обе щеки. Потом кладет свою голову мне на плечо и замирает на пару секунд. И как раз когда я думаю: чудесная будет среда, все идет вкривь и вкось.
Ни с того ни с сего Фабрис начинает дрожать всем телом, обхватив меня руками и тяжело дыша в ухо, стискивает так, что у меня перехватывает дыхание. Моя первая реакция – ударить его коленом в пах. Но ведь он же не враг. К тому же мужчина такого деликатного телосложения, что как бы не сломать ему что-нибудь.
Пока я раздумываю, Фабрис не теряет времени. Его дрожащие пальцы отстегивают бретельки моего «сало-тепа», одна рука уже на груди, другая стремительно опускается вниз. Вот она уже приближается к весьма интимным местам. Нет, честное слово, это заходит слишком далеко.
– Ты не можешь подождать два дня? – громко подаю я голос. – Я приду опять в среду!
Тут он начинает жутко стонать.
– Я не могу. Я не могу. О беби! Сколько лет я ждал такую женщину, как ты. Я больше не отпущу тебя! – Он хватает мою руку и сует между своих ног.
Я вздрагиваю. Милостивый боже! Еще один. Если я что-нибудь действительно не выношу, то именно это. Если мне нравится мужчина, я все равно рано или поздно попаду туда. Но когда – решать мне.
Мой испуг имеет еще и другую причину: Фабрис подвел мою руку к своим брюкам – но брюки пусты! Именно так. За всю мою жизнь я такого не встречала. Непонятно. Это и есть знаменитое французское искусство любви? Сверху – огонь, а внизу все мертво?
Но мне не приходится долго ломать себе голову.
Несмотря на мои громкие протесты, мой художник, сопя и постанывая, срывает с себя одежду. Этого я бы на его месте не делала. То, что в одетом виде кажется стройным, теперь оборачивается жалкой худобой. Грудная клетка узкая, плечи острые, бедра – одни кости. Теперь я понимаю, почему он даже летом носит толстые свитера. У бедняги нет ни полграмма жира! Но самое безнадежное – ляжки. Дряблые и сморщенные, коричневые, словно из пергамента. Хоть плачь!
И между этими морщинистыми ляжками висит маленькое, съежившееся коричневое нечто, которое вдруг на моих изумленных глазах, как по мановению волшебной палочки, начинает подниматься. Медленно, рывками оно устремляется вверх и наконец – о чудо! – самостоятельно стоит. Сейчас оно размером с мой указательный палец. Это самый маленький членик (пардон!), который мне попадался. От удивления я застываю.
Фабрис купается в блаженстве.
– О, дарлинг! Я знал, что тебе это удастся. Я, как увидел тебя, сказал себе: эта женщина сможет все! О беби! Летс гоу ту бед энд мейк лав!
Это второй сюрприз за сегодняшний вечер.
– Почему это ты вдруг заговорил по-английски? – в тревоге спрашиваю я, мой голос слегка дрожит.
– Потому что это мой родной язык. Пошли в постель.
– Ты не француз? – Я отпрянула в ужасе.
– Я из Дублина!
Сраженная, прислоняюсь к стене. Опять иностранец. Черт побери! Но, может, это неправда?
– Я не знаю никого с родным английским языком, кто бы идеально говорил по-французски, я имею в виду без акцента, – твердо говорю я.
– Значит, теперь ты знаешь одного.
– Ты здесь родился?
– Нет. Я пятнадцать лет был женат на парижанке. Это помогает.
– Почему ты меня обманул?
– Потому что ты явно интересовалась французами, как все иностранки.
– Ну и что? Это не разрешено? Это преступление?
– Нет. Но если бы я тебе сказал, что я ирландец, ты бы не пошла со мной сюда.
Собственно говоря, он прав. Но это его вовсе не извиняет. Я отворачиваюсь и пристегиваю бретельки.
– Где твоя жена? Она ушла от тебя? – Я тут же раскаиваюсь в заданном вопросе. Но Фабрис вовсе не слушает. Он внимательно смотрит вниз на свое тощее тело. Маленькая коричневая штучка из-за короткого перерыва опять съежилась.
– Послушай, – печально говорит Фабрис, – я видел один фильм, там голый мужчина идет по цветущему саду. Он задевает лепесток розы, и у него возникает эрекция. Всего лишь от лепестка. Можешь себе представить?
– Ну и?
– Это лучшее, что может произойти с мужчиной.
– Интересно. Ты это тоже испробовал? Разгуливал в цветущем саду и терся о розовые лепестки?
Фабрис кивает:
– Не получается. А ты смогла, о беби! Пойдем, пойдем в постель.
– Нет! Я не хочу. Не сегодня. У меня нет желания.
Чудо, но он это принимает. Видит, что я говорю серьезно, и даже вовсе не обижен, что я отмечаю с благодарностью.
– Ты придешь в среду? – спрашивает он, приносит полотенце из ванной и оборачивает им свои худющие бедра. – Я буду ждать тебя.
– Я тебе позвоню!
– В среду мы могли бы начать раньше. Если у тебя есть время. Я в пять буду дома.
– Дай мне свой телефон.
Он записывает номер на клочке бумаги и рисует под ним большое сердце.
– Что ты сегодня еще делаешь? – спрашиваю я у двери, мне вдруг становится его жалко.
– Иду в гости. Но если бы ты осталась, я бы отказался.
На прощание мы целуемся в обе щеки.
– Выбрось это, пожалуйста, – говорю я и протягиваю ему три сегодняшних портрета, – ты прав, они никуда не годятся.
Потом я в одиночестве спускаюсь с седьмого этажа вниз и непрестанно качаю головой. Опять неудача. Уже третья в Париже. Один хуже другого. Кто бы мог подумать? Вот вам и Париж, знаменитый город любви. Для меня это город мужчин с сексуальными проблемами. Если я об этом расскажу в Канаде, мне никто не поверит. И если так будет продолжаться дальше, я к осени стану фригидной.
Да, жизнь – не сахар для женщины в последней четверти двадцатого века. Нас, правда, не выдают насильно замуж родители, мы кормим себя сами и спим с кем захотим. Но что толку, если по-прежнему очень мало мужчин знают, как обращаться с женщиной. Они, эти мужики, думают только о себе и здесь, в Европе!
Честное слово! Я не патриотка, скорее считаю себя космополиткой, но скажу откровенно: у нас дома мужчины стараются больше! Конечно, не все на уровне. Среди моих сорока трех любовников время от времени тоже попадался пустой орех. Но так, чтобы трое подряд? Что же будет дальше? И что мне делать, если здесь все такие? Упаси господь! Я начинаю скучать по дому.
