Заскрипела лестница, заставив меня в очередной раз вздрогнуть. Калинин, осмотрев гостиную и не найдя меня в кабинете, явно поднимался наверх. Не теряя времени, я быстро сдернула свои фотографии со стены. Ни к чему ему это видеть. Но фото Славы оставила, снять и их тоже я бы все равно не успела. Когда Рома вошел в комнату, я как раз рассматривала ее снимки, всего их было четыре. Один я уже видела, тот, где она обнимает парней и смотрит в камеру. Еще один – Слава одна, в сногсшибательном алом платье, не особо подходящем столь юной особе, но это только на мой взгляд, надо думать, сама девушка считала иначе. Похоже, ей нравилось выглядеть ярко и дерзко, она могла думать, что это своеобразный вызов.
– Уж не знаю, что вы все находили в этой Славе, – прокомментировала я свои впечатления, – но на мой взгляд, обычная вульгарная девица, коих в этом мире пруд пруди. Ей тут сколько? Пятнадцать или двадцать пять?
Лучше пусть он считает меня язвой, чем заметит, как трясутся мои руки.
Калинин ничего не ответил, с задумчивым видом он разглядывал старые снимки. На одном из них Слава и Марк весело демонстрировали в камеру одинаковые татуировки: бесконечность из цифр и слов. Их счастье так и грозило вывалиться за пределы фотографии, настолько кричаще выглядело. Даже глаза светились, как бы пошло это ни звучало.
И последний снимок – опять одна Слава. Сидит спиной, смотрит в камеру через плечо с печальным видом. Большие синие глаза так и заглядывают в душу, черные волосы спутались, но так Славе даже лучше. Точно, ведьма. И красота у нее мрачно-тягучая, как у злодейки из сказки, этакой Малефисенты. Ледяная красавица с невыносимой драмой за плечами – что может быть притягательнее? И этот ее взгляд… так и хочется девушку спасти, пусть и от себя самой. Пусть за спасение ты заплатишь жизнью, а она лишь посмеется над твоими попытками, ведь ей нравится ее драматичная жизнь.
– Бррр, как бы это теперь развидеть.
Рома опять ничего не ответил, и я не удержалась от шпильки:
– Эй, я думала, ты не терпишь оскорблений в сторону идеальной Мирославы. Катрина намекнула, что это табу.
Калинин наконец оторвался от созерцания ведьмовских красот и повернулся ко мне с загадочной полуулыбкой:
– Катрина делала это мне назло, потому что ревновала.
– Может, я тоже ревную? Вон как печально ты ее разглядываешь…
– Ты не из тех, кто станет ревновать и изводить себя. Ты из тех, кто развернется и уйдет. Без разбирательств и объяснений.
– Да уж, Калинин, – я покачала головой, не пряча улыбку. – Всего одна ночь, и вот уже я из среднестатистической девицы превратилась в неумолимую терминаторшу. Ну, знаешь: крутые парни никогда не смотрят на взрывы, а крутые девчонки уходят без разбирательств и объяснений. Хотя… может, они просто туповатые?
– Ты когда волнуешься, много болтать начинаешь.
– А ты, смотрю, в чужом доме неплохо успел освоиться. Даже шептать перестал.
Рома хотел что-то ответить, но взгляд его уперся в гитарный чехол, стоящий в углу. Я его тоже заметила, когда бегло осматривала комнату, но по понятным причинам собственные фотки на чьей-то стене меня заинтересовали куда больше. А вот Калинина задел этот чехол – быстрым шагом он пересек комнату, схватил его и рывком открыл. Внутри оказалась старая гитара с кучей ободранных наклеек и глубокой царапиной на верхней деке. Калинин вместе с гитарой осел на пол, не отрывая взгляда от струн и старого корпуса из красного дерева.
– Алиса… – пробормотал он.
– Да?
– Нет, это Алиса, – он указал на гитару.
– Первая гитара Марка, – тяжело сглотнув, догадалась я.
Калинин зажмурился и покачал головой, будто не веря в происходящее. Перехватив гитару поудобнее, он вытянул ноги и уставился перед собой, на ту самую пробковую доску. На ее фотографии. Пробежался пальцами по струнам и сыграл пару аккордов, проверяя, как гитара настроена. Я не специалист в этом деле, но звук вышел ровным и приятным.
Хотя, как выяснилось, он не звук проверял:
– Марк часто так делал, – пояснил Рома. – Сочинял песни, глядя на тот ее рисунок. В конце концов, все что он писал и пел, было только о ней.
Я понимала, к чему он клонит. Марк устроил в собственном доме алтарь и медленно сходил с ума, в перерывах занимаясь творчеством. И вот сейчас мы оказались в доме, в котором когда-то жила та самая Мирослава Самарская. И здесь тоже есть похожий алтарь, а напротив него – гитара. Причем не простая, а особенная для Марка Аверина.
– Я не видел Алису уже несколько лет, – продолжил Калинин. – Спрашивал у Марка, но он все отмахивался, говорил, в чулан ее кинул или еще где потерял. Алису и вдруг в чулан? Нет, я никогда в это не верил, и вот…
Его «и вот» повисло в воздухе. Как это уже не раз случалось, у нас с Калининым хорошо выходило общаться без слов. Мы оба предпочли промолчать о главном, да и к чему говорить, когда и так ясно, кто о чем думает?
– Давай обыщем здесь все как следует, – предложила я. – Гитару можем забрать с собой. Раз уж мы в дом вломились, глупо уходить без трофея.
Наиболее яркие находки вроде стены с фотками или той же Алисы остались позади, но все же дальнейшие поиски нельзя назвать совсем уж бесполезными. Нам удалось найти тетрадь, исписанную почерком Марка (Калинин сказал, что тексты там старые и саму тетрадь он уже видел) и кое-какую одежду. Учитывая компактность Марка, я бы сказала, что найденные вещи на нем смотрелись бы слегка мешковато, но возможно, в этом и был план. К находкам так же можно отнести зарядное устройство для айфона и томик Булгакова «Морфий» с закладкой в середине.
– Остроумно, – оценила я, чувствуя себя героиней театра абсурда.
– Что это? – заинтересовался Рома моей находкой. – Название кажется знакомым, но не могу припомнить подробности сюжета.
– Ты удивишься. Это история о том, как молодой парень подсел на морфий, так он унимал душевные страдания по некой прекрасной даме. Он постепенно сходил с ума, его посещали видения, в конце концов он не выдержал и застрелился. Хочешь, прихватим книгу вместе с гитарой, почитаешь на досуге?
– Давай просто уйдем отсюда, – посуровел Калинин, не оценив мою попытку вытянуть патовость ситуации плохой шуткой.
Желание Калинина поскорее отсюда убраться было понятно, но мне по необъяснимой причине хотелось остаться. Казалось, поддавшись эмоциям, я упускаю что-то важное, очевидное. Но не сообщать же горе-подельнику о чудных мечтах поторчать здесь еще часок-другой. Калинин, конечно, с вопросами приставать не станет, но моим странным выходкам и так уже конца и края нет.
– Давай еще снаружи осмотримся, – приняла я соломоново решение и пояснила: – Кто бы в доме ни обитал, как-то он покидал территорию. Соседи здесь довольно бдительные, вряд ли он пользовался воротами. Тропа за калиткой заросла, значит, и там он не ходил.
– Какая разница, как он в дом попадал?
– Хочу знать.
Мы вышли на улицу и разделились. Калинин, прислонив гитару к двери черного входа, отправился бродить по задней части двора, мне же достались ворота и примыкающая к ним территория. Но все мысли крутились вокруг дома: что же я пропустила? Алиса, старая тетрадь Марка – нет сомнений, сам Аверин сюда когда-то заглядывал. И, если на то пошло, дом – идеальное убежище для психа, который охотится на девчонок. Да, как и в любом тихом месте, тут все друг за другом присматривают, но, теоретически, если приехать среди ночи, обогнув поселок, то даже машину никто не увидит. И по тропе можно долго попадать в дом незамеченным, а территория проглядывается плохо, делай что хочешь. Как я уже сказала, дом мог бы стать идеальным прибежищем для психа, но он не стал, по крайней мере одна девушка найдена далеко отсюда. Может быть, Калинин прав, и Марк невиновен. Или нас ждет интересная находка.
– Там, справа, есть еще одна тропа! – громко заявил Калинин, едва не доведя до сердечного приступа. Причем не только меня.
– Калинин, нельзя…
Мне не дал договорить встревоженный женский голос. Острой пикой он раздался из-за забора и в этот раз от сердечного приступа собрался скончаться сам Роман.
