Иван накинул на Гришу большое полотенце и подтолкнул из-под навеса к газону, туда, где солнышко пригревало. Я стояла в стороне и наблюдала за тем, как они оба вытираются.
- Мальчику нужен мужской авторитет, - услышала я совсем рядом негромкий голос Соболевского. Обернулась через плечо. Александр стоял совсем близко, а я даже не слышала его шагов, трава их скрыла. – А ещё лучше, - продолжил он, - отец.
- Его отец умер, - проговорила я, отвернувшись от него. – Так случается.
- И ты не подобрала ему другого?
- Я, вообще, не имею привычки что-то подбирать.
- Но с Ванькой они общий язык, кажется, нашли, - хмыкнул Соболевский.
Я повернулась, глянула на него волком.
- У моего сына есть отец. То есть, был. Он о нем знает, он о нем помнит. А подсовывать нам своего услужливого сотрудника, не надо.
- Сима, он мне не сотрудник. Ты же сама это прекрасно знаешь.
- А кто? Ещё один соучастник? Я это уже проходила, Саш. Ещё одного раза я попросту не вынесу. – Я обернулась и настойчиво позвала: - Гриша, пойдем.
Сын побежал ко мне, я крепко взяла его руку и решительным шагом направилась к дому.
ГЛАВА 11
Этот вечер я провела рядом с сыном. После ужина, мы с Таей и Гришей сразу удалились в комнату, и я не вышла оттуда до тех самых пор, пока Гриша не уснул. При ребенке мы с Таей опасались обсуждать что-либо, но, по крайней мере, рядом друг с другом нам было спокойнее. Гриша порывался пойти к Ивану, попросить того поиграть с ним в футбол, но я мягко этот порыв пресекла. Соболевский днем намекнул мне на то, на что я и сама успела обратить внимание. Мой сын тянулся к Филатову, ему было рядом с ним интересно, он к нему прислушивался и даже начал повторять за Иваном какие-то слова или жесты. А ведь прошло всего несколько дней с их знакомства. Выходило так, что все, твердившие мне о том, что мальчику не хватает мужского внимания, были правы. Раньше, когда Гриша был помладше, мужской авторитет не слишком требовался. Гриша, как любой ребенок, хотел, чтобы его любили и жалели, а для этого ему нужны были мама и бабушка. А вот сейчас он подрос, скоро начнется подростковый период, и он потянулся к мужчине. К первому, которого встретил, и который проявил к нему внимание. Горько.
Горько не от того, что мой сын так поступил, что ему приглянулся негодяй Филатов, а то, что единственное, чего я не смогла дать своему ребенку, так это нормальную семью, с папой и мамой. Которые всегда рядом с ним, а не бывают рядом наездами.
Дождавшись, пока сын уснет, я попросила Таю тоже ложиться спать, перестать волноваться из-за того, что мы изменить не в силах. Во всяком случае, пока. Я её обняла, в попытке успокоить, и из комнаты вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Постояла в коридоре, прислушиваясь. В доме было тихо, что, если честно, меня немного удивило. Было ещё не так поздно, я была уверена, что мужчины засели в гостиной или в кабинете Соболевского, и обсуждают свои коварные, противозаконные замыслы. Я даже хотела тихо спуститься по лестнице, возможно, удастся что-то подслушать. Но затем передумала. Не чувствовала в себе сил, ни физических, ни эмоциональных для очередного подвига, или попросту какого-то действия. Поэтому шагнула к двери своей комнаты, открыла ту, и в первый момент остановилась в дверях, несколько растерявшись. На моей кровати спал Филатов. Самым натуральным образом спал, раздетый до трусов, лежащий на животе и обнимающий подушку. Было желание заорать сразу, но я вспомнила о том, что сын спит совсем рядом, за соседней дверью. Поэтому вошла в комнату, прикрыла за собой дверь, и только после этого, грозным шепотом поинтересовалась:
- Какого черта ты тут делаешь? Это моя комната.
Иван пошевелился, открыл глаза, затем вздохнул. На меня покосился. И вроде как укорил:
- Ты долго. Я уснул.
- А ты не хочешь пойти поспать где-нибудь в другом месте? Уверена, тебе там будет спокойнее.
Филатов усмехнулся. Перевернулся на спину, на меня посмотрел и улыбнулся. И ответил мне в тон:
- Не хочу. Думаю, здесь мне будет не спокойнее, но зато куда приятнее.
- Даже не надейся.
- Сима, перестань злиться. – Он сунул себе под голову подушку. – Гришка уснул?
Я стояла перед кроватью, смотрела на него и, признаться, не знала, что делать. Поэтому решила спросить:
- Вань, ты чего хочешь?
Он глаза на меня вытаращил.
- В каком смысле?
- В самом прямом. Ты, насколько понимаю, миссию свою выполнил. Меня отыскал, сюда привез, Соболевскому меня сдал. Но ты не уезжаешь. Думаю, я догадываюсь почему. Потому что ты решил поучаствовать в погоне за мифическими припрятанными драгоценностями. Что ж, - развела я руками, - ты мальчик взрослый, имеешь право чудить, как хочешь. Но у меня вопрос: чего ты хочешь от меня? – Филатов молчал, только меня продолжал разглядывать. А я в раздражении выдохнула. – Считаешь, что я, как последняя влюбленная дура, примусь выбалтывать тебе какие-то секреты?
Он улыбнулся.
- Ты не дура.
- Приму за комплимент, - мрачно проговорила я.
- Сима, ты не дура, - повторил он, садясь на кровати, и не спуская с меня глаз. – И ты мне нравишься. Я хочу тебе помочь.
- Уже помог, спасибо большое. Как бы я жила без твоей помощи.
- Солнышко, ты просто злишься на меня. Из-за того, что не сумела мне противостоять. Но разве я сделал что-то не так? В сложившихся обстоятельствах. Не пришел бы я, появился бы кто-то другой. И ещё неизвестно где бы ты сейчас была.
- И ты всерьёз считаешь, что здесь я в большей безопасности?
- Конечно, - решительно кивнул он. – Я же здесь. Я всё контролирую.
- Я тебя об этом не просила.
- Считай, что я на добровольных началах.
У меня вырвался недовольный, раздражённый вздох. Я села на край постели, повернулась к Филатову спиной. А ему сказала:
- Я тебе не верю. Ни одному твоему слову я не верю.
Он помолчал, затем хмыкнул.
- Почему?
- Потому что ты повода мне не дал.
Я едва заметно дернулась, когда почувствовала легкое прикосновение его пальцев к своей шее. Первой реакцией было вскочить, или отодвинуться, но я решительно удержала себя на месте. Глаза закрыла, чувствуя, как его пальцы рисуют узоры на моей коже.
- А если я пообещаю, что исправлю всё?
У меня едва не вырвался горький, истерический смешок. Что, интересно, он собрался исправлять? И как? Я голову могла дать на отсечение, что Иван не поступится ни одной своей задумкой, планом, сулящим ему надуманную выгоду, ради меня. Я лишь средство для получения желаемого. И я, и мой сын. Но он прав: у меня нет козырей, чтобы бороться с ним, чтобы что-то противопоставить их с Соболевским замыслам. К тому же, есть ещё третьи лица, тоже жадные до наживы за мой счет. И что у них на уме, и что это за люди, мне и вовсе неизвестно. Так что, скорее всего, на данный момент, мне с семьей безопаснее находиться здесь.
Филатов придвинулся ко мне, обнял сзади и поцеловал. Сначала в щеку, потом его губы коснулись моей шеи. Я по-прежнему сидела с закрытыми глазами, не сопротивлялась, всеми силами стараясь не обращать внимания на встрепенувшееся в волнении сердце. Черт с ним, с сердцем, оно глупое, многого не понимает. Самое главное, не терять рассудительности и осторожности.
- Я всё исправлю, - проговорил Иван, касаясь губами моей шеи. – Я тебе обещаю, всё будет хорошо. И с тобой, и с Гришей.
Он заставил меня повернуть голову, его рот накрыл мои губы в настойчивом поцелуе, и на поцелуй я ответила. Но следом решительно отстранилась. Филатов глаза открыл, глянул непонимающе.
- Что опять?
Я посмотрела ему прямо в глаза.
- Во-первых, я устала. Во-вторых, у меня нет настроения. И, в-третьих, я ещё не уверена, что ты заслуживаешь моего к тебе хорошего отношения.
- А, теперь это так называется? – Иван усмехнулся. – Секс – это «хорошее отношение»?
- Вот именно, - кивнула я, поднимаясь и направляясь к двери ванной комнаты. – Моё к тебе хорошее отношение. Но хотелось бы, чтобы оно было взаимным.