– и метнулась в квартиру, захлопнув за собой дверь. А Саня постоял на площадке еще какое-то время, а потом медленно пошел вниз, разглядывая щербатые ступеньки. Настроение было отвратительным.
Глава 20
Когда Женя захлопнула за Саней дверь, она просто сползла по стене на пол и беззвучно заплакала. Сидела на полу, вцепившись зубами в рукав и пытаясь сдержать рыдания, от которых ее трясло. А потом плотину прорвало: Женька зарыдала в голос, громко, жутко, с какими-то животными подвываниями и всхлипами. Ей казалось, что от нее наживую оторвали кусок, и теперь там все дёргается, кровоточит и невыносимо болит.
Саня был не просто ее другом, не просто парнем, в которого она влюбилась. Саня был частью ее жизни. И не год, не два, а гребаных десять лет! Ему первому она писала, когда было плохо, с ним первым спешила поделиться хорошими новостями, его совета спрашивала, когда не понимала, как быть. Он был близким. Как друг, как брат, и казалось, что этого достаточно. Иллюзия. Глупая иллюзия, потому что, попробовав вкус Саниных губ, ощутив его в себе, соприкоснувшись кожей к коже, она оказалась отравлена раз и навсегда. Точка невозврата. Он залез под кожу, пробился в сердце, стал частью кровотока, замкнул на себя всю систему ее жизнеобеспечения.
Этот отпуск перевернул все с ног на голову и одновременно открыл ей глаза на истинную природу ее отношения к Сане. Она просто его хочет. С ума сходит от красивого разворота плеч, накачанной спины, смуглой, вкусно пахнущей кожи, чувственных губ, вечно изогнутых в ухмылке, встрепанных волос, которые тяжелым шелком ощущаются на пальцах, и жаркого взгляда темных глаз. Она просто его любит. Со всеми его тараканами, с бесящей непунктуальностью, с утренней мрачностью и неразговорчивостью, с пошлыми шуточками и желанием все контролировать. С его патологической честностью, острым умом, невероятно близким ей чувством юмора, удивительной легкостью и жизнелюбием. Он весь, от макушки до кончиков пальцев, настолько нужный, настолько родной и любимый, что Женьку выворачивает наизнанку при мысли о том, что это невзаимно. Почему? За что, Господи? Зачем дается такое сильное чувство, если его нельзя разделить? Такая любовь, поделенная на двоих – самое большое счастье. Доставшаяся ей одной – тяжелейшее наказание. Камень на шее, не дающий дышать.
До самого последнего момента Женька надеялась, что Саня вдруг скажет «люблю». Умом понимала, что он не любит – так, как ей нужно, не любит – но глупо, по-детски надеялась. Зря. Вот теперь все точно закончено.
Женя всхлипнула и потянулась за телефоном. Все эти две недели она не могла расстаться с фотографией, которую ей отправил Саня. Альпийские луга, силуэты гор, летнее светлое небо, и они двое. Смеются, даже беззастенчиво ржут в камеру. Она обнимает Саню за шею, он ерошит ей волосы, и это будто картинка из какой-то сказки. Сказки, где они вместе.
Женя погладила пальцем экран телефона. Нет, она не сможет ее удалить. Пока не сможет. Может быть, когда-то потом. Когда хоть немного отпустит.
Первые три дня были самые тяжелые. Женю ломало так, будто она сидела на каких-то мощных, еще неизвестных человечеству наркотиках. Желание написать, позвонить, пересмотреть фотографии, зайти на страничку в соцсетях было таким сильным, что она несколько раз абсолютно серьезно, со всей силы била себя по рукам. Ощущение боли отрезвляло и ненадолго возвращало в реальность.
Потом стало немного легче. Помогала работа: Женька пахала как лошадь, чтобы вечером падать с ног от усталости, не имея возможности даже шевельнуть языком. Озвучка сериалов, фильмов, тупейшей рекламы – она бралась за все. Из плюсов: стало больше денег на карточке и не было сил думать о Сане. Из минусов: едва не полетели голосовые связки, пришлось даже внепланово навестить фониатра и получить от него люлей за то, что она так наплевательски к себе относится.
Когда пошла вторая неделя, Женя даже начала общаться с людьми. Сходила с Машей в кино, вытащила маму погулять в парк, выпила кофе со своей давней коллегой, тоже актрисой озвучки. Ощущение дыры в сердце никуда не делось, но открытая рана зарубцевалась, и можно было даже изображать из себя нормального человека. Давалось это непросто, но зря она что ли училась на актерском факультете? Улыбка, мягкий смех, искренняя заинтересованность в собеседнике – все это было так хорошо исполнено, что верили все. А Женя с тоской думала, что единственный человек, которого ей не удалось бы обмануть своей игрой, который разглядел бы тоску в глазах и фальшь в голосе, сейчас неизвестно где. Скорее всего трахает очередную бабу. Сколько их у него было? Сотня? Больше? Он хотя бы зарубки на кровати делает, чтобы не запутаться?
От таких мыслей Женьку сразу мутило, и попкорн в кинотеатре казался прогорклым, вино в ресторане – кислым, а свежайший чизкейк в любимом кафе вставал поперек горла и заставлял сжимать зубы в мерзком приступе тошноты. Дома тоже особого аппетита не наблюдалось, и в итоге она похудела. Подруга Маша, как любая женщина, оценила это исключительно с положительной стороны, но Женька знала, что стала выглядеть хуже: осунулась, подурнела. Красиво облегавшие грудь блузки и рубашки теперь болтались на ней мешком, джинсы и шорты висели на бедрах неопрятными складками ткани. Как хорошо, что она актриса озвучки. Играй она в театре, худрук бы расстрелял ее за такую резкую смену фактуры.
– Вот и лето почти кончилось, да?
– Что? – Женька настолько сильно погрузилась в свои мысли, что не поняла, о чем ее спрашивает сегодняшний партнер по озвучке – молодой улыбчивый Димка. Несмотря на то, что парень был явно только после института, работал он очень хорошо, и тембр голоса у него был роскошный: как раз для всяких мужественных героев экрана.
– Говорю, лето почти кончилось, а я его и не заметил даже, – пожаловался Димка. – Из студий не вылезаю.
– Я тоже, – махнула рукой Женя. – Так что расслабься, не ты один такой.
– Пойдем хоть погуляем, а? – как-то очень просто предложил он. – Погода хорошая. Можно потом зайти кофе или вина выпить, я угощаю.
Первым порывом Женьки было отказаться. Она старше этого Димки лет на десять точно! Да и не подходит она сейчас ни для
