задержалась над моей головой, его пальцы коснулись одной пряди волос и проверили ее мягкость между кончиками. Майлз застонал от этого ощущения, и это придало мне смелости стать лучше, показать ему то, чего ему не хватало все это время. Я сосала сильнее, глубже, царапала его член зубами.
В игре, в которую мы играли, никогда не будет победителя. Он продолжал отталкивать меня, а я ползла обратно, отчаянно желая большего. Но не могла остановиться. Я хотела его сильнее, чем что-либо еще в своей жизни, и я не остановлюсь, пока он не даст мне то, чего я хочу.
Я жадно вылизывала нижнюю часть его члена, от яиц до блестящего кончика, а Майлз запустил пальцы в мои волосы. Я стала небрежной, с моего рта капало, оставляя мокрые следы по всему его телу. С его члена капала моя слюна, и он подставил под нее одну из своих рук, поймал немного и заставил меня снова взять ее в рот. Это только подстегнуло меня, и я продолжала двигать головой, отчаянно желая, чтобы он вошел в меня еще больше, хотя было совершенно очевидно, что он никогда не поместится.
Я перевела дыхание и уставилась на него, осмеливаясь заставить его продолжать.
— О, Бебе, — прорычал Майлз, в его голосе звучало предупреждение.
— Скажи мне, что ты не хочешь меня, — бросила я ему вызов. — Уйди сейчас же, и я оставлю тебя в покое.
Вид такого большого и сильного мужчины, дрожащего передо мной, был леденящим до костей. Майлз хотел пошевелиться, все его тело кричало ему, чтобы он ушел, но он не мог отойти от меня ни на шаг. Я смотрела, как его кулаки падают рядом с телом, как его глаза закрываются в поражении, а потом мой рот снова оказался на нем, забирая у него все больше, забирая все, что я хотела иметь.
На этот раз я не проявила никакой пощады. Я сосала его так, словно единственное, что осталось сделать в мире, — это заставить его кончить. Показать ему свои таланты, убедить его, что я этого достойна, даже если это означало унизить себя.
Остановиться было невозможно. Было только обещание, что он останется, если решит, что я достаточно хороша, но для этого мне придется потрудиться. Больше, чем для чего-либо другого в своей жизни.
— Остановись, — вздохнул Майлз, и я поняла, что он близок.
Я покачала головой и продолжила работать, дразня его, его член пульсировал у меня во рту, вены были близки к взрыву. Я лизнула его яйца, и он задрожал. Он был так близок, что я думала, что парень взорвется, если я лизну его еще раз.
Потребность сделать вздох была сильной, но не такой сильной, как желание сказать ему о своих чувствах. Я выпустила его член изо рта и в отчаянии посмотрела вверх.
— Майлз, — прошептала я. — Прекрати убегать.
Его руки схватили меня за горло, и я задохнулась от удивления. Он трахал мой рот. Небрежно. Его член заполнил меня до краев, и я почувствовала, что у меня наворачиваются слезы, но я не отводила взгляд от его глаз.
Посмотри на меня.
Ты делаешь это со мной.
Но я приму это, если это означает получить тебя.
Я приму это, Майлз.
Я почувствовала струйку тепла в горле и жадно сглотнула, когда он издал стон и отпустил меня, его член выскользнул из моего рта с влажным хлопком, когда он попятился назад. Я кашляла и брызгала слюной, когда Майлз потянулся к своим джинсам и натянул их, его глаза отчаянно искали выход из комнаты. Я увидела панику, узнала страх в его взгляде.
— Пожалуйста, — умоляла я его. — Останься, успокойся.
— Нет, — его движения были лихорадочными. — Мне нужно уйти. Прямо сейчас.
Майлз двинулся мимо меня, и мои пальцы попытались поймать его, но вместо этого ничего не нашли. Я поползла за ним, но он уже был у входной двери, его шаги были намного длиннее моих. Наши глаза встретились в последний раз, и я облизала губы, пытаясь беззвучно умолять его остаться.
— Мне жаль, — пробормотал Майлз, и эти чертовы слова прозвучали так, что у меня внутри все оборвалось.
Уходя, Майлз плотно закрыл дверь, и я издала вопль разочарования, звук смешался с его гулкими шагами на лестнице.
Майлз
La douleur exquise (фраза) — душераздирающая боль от желания любви кого-то недостижимого.
Я едва помню, как добрался до дома. Все, что я знал, это то, что внезапно оказался в собственной ванной, брызгая на лицо ледяной водой, и отчаянно пытался восстановить концентрацию.
Мой член был все еще влажным от ее рта, а руки тряслись, когда пытался прийти в себя. Я не мог позволить себе сделать это. Полностью влюбиться в нее. В конце концов, Бебе сломает меня сильнее, чем я когда-либо ломал себя.
— Сосредоточься, — пробормотал я себе под нос, упершись рукой в стену и найдя глазами свое отражение в зеркале.
Я выглядел как дерьмо. Глаза были расширены и полны паники, вена на лбу болезненно пульсировала, и член делал то же самое. Я начал кончать, когда отстранился от нее, дав ей попробовать совсем немного, прежде чем оставить ее на полу в таком виде. Я ненавидел себя за это, за то, что оставил ее, как будто она ничего не значила, в то время как на самом деле она была всем, что имело значение. Но мои инстинкты самосохранения кричали мне, чтобы я уходил, бежал. Не мог позволить ей причинить мне боль. Знал, что, если она сделает это, я никогда не выйду живым.
Каким-то образом мне удалось проковылять в спальню. Я уставился на простыни, на послание, написанное помадой в рамке.
Я никак не смогу уснуть там сегодня ночью.
Казалось слишком естественным пойти другим путем, подойти к маленькой комнате и открыть дверь, чтобы увидеть мусор, запах, гребаную гнилую реальность того, чем была моя жизнь в этой комнате.
На полу лежал спальный
